Алексей Шишов - Генерал Дроздовский. Легендарный поход от Ясс до Кубани и Дона

— Тогда что вы имеете в виду?

— То, что полковник Дроздовский в крайнем случае может покинуть ряды Добровольческой армии.

— Как покинуть, Антон Иванович. Это же армия, а не боярская дружина из Древней Руси.

— Романовский, суть в том, что наша армия добровольческая.

— А присяга, данная нами на верность Отечеству.

— Мы с вами давали в жизни две присяги. Первую на верность короне Российской империи. Вторую в феврале прошлого года Временному правительству юриста-социалиста Керенского. Но сегодня нет ни первой власти, ни второй.

— Вы считаете, что в крайнем случае Дроздовский может уйти из армии?

— Если он покинет наши ряды, то только со своими бойцами. И будет воевать с большевиками самостоятельно, как ему видится.

— Значит, Антон Иванович, конфликт с третьей дивизией реален? С дивизией «дроздов»?

— Да, но его нам надо избежать любой ценой.

— Как вы это видите?

— Надо оставить отступление третьей дивизии от станицы Михайловской без дисциплинарных взысканий.

— Но дальше же так продолжаться не может, Антон Иванович.

— Не может, вы правы. Но давайте будем щадить самолюбие полковника Дроздовского. Он людей в бой водит в первой цепи.

— Вы его высоко цените?

— Не только я, но и генерал Алексеев Михаил Васильевич. Он наш верховный руководитель…

Такой конфликт был из числа рядовых в годы Гражданской войны. Справедливости ради можно заметить, что и в северо-кавказской красной армии подобное происходило не раз в том же 1918 году. В бытность пребывания во главе ее бывшего казачьего военфельдшера Сорокина внутренние трения доходили «до междоусобных стычек в пяти километрах от фронта».

Показательно, что дроздовцы в своих мемуарах остро ставили вопрос о «травле» своего комдива со стороны командования Добровольческой армии. Так, к примеру, писалось: «…За малейшую неточность, за малейшую оплошность, за малейшее промедление, происшедшее благодаря превосходству сил противника, Дроздовский получал от Деникина, соответственно информированного Романовским, замечания и выговоры в приказах и устно публично».

Сам главнокомандующий генерал-лейтенант Деникин к рапорту Дроздовского отнесся «вполне разумно». Он не испытывал к Михаилу Гордеевичу какой-то неприязни, ценя его командирские достоинства. Позже А. И. Деникин опишет случившееся дело с рапортом таким образом:

«Своим трудом, кипучей энергией и преданностью национальной идее Дроздовский создал прекрасный отряд из трех родов оружия и добровольно присоединил его к армии. Но и оценивал свою заслугу не дешево…

Рапорт Дроздовского — человека крайне нервного и вспыльчивого — заключал в себе такие резкие и несправедливые нападки на штаб и вообще был написан в таком тоне, что, в видах поддержания дисциплины, требовал новой репрессии, которая повлекла бы, несомненно, уход Дроздовского.

Но морально его уход был недопустим, являясь несправедливостью в отношении человека с такими действительно большими заслугами.

Так же восприняли бы этот факт и в 3-й дивизии…»

Думается, что столь строгое отношение к личности Дроздовского со стороны командования Добровольческой армии в лице Деникина и Романовского не всегда было оправдано жизнью. Бесспорно, два «первопоходника»-корниловца ревниво относились к соперничеству между дивизионными коллективами. К тому же ни главнокомандующий, ни начальник штаба армии к кругу монархистов не относились.

Было и другое немаловажное обстоятельство. В рядах Добровольческой армии оказалось немало представителей генералитета старой русской армии, с богатым фронтовым опытом и военными заслугами. Поэтому реально немало людей при переформировании деникинской армии обладали правом занять должности командиров дивизий. Порой генералы с боевой биографией занимали в штабах и тылах должности рядовых военных чиновников, но при этом они оставались, что говорится, «при деле».

Но тогда Антон Иванович Деникин, прекрасно зная качество «резервного генералитета», в котором у белых на юге России недостатка с начала Гражданской войны не испытывалось, так разъяснил свою «кадровую политику»:

— В поход и в бой дивизии поведут только те начальники, которые авторитетны среди своих добровольцев. Только те будут командовать, водить людей в бой, которые еще корниловцами доказали в боях свое право начальствовать… Дроздовцы имеют на то такое же право, равно как и «первопоходники»-корниловцы…

Следует заметить, что именно такой подход к назначению чисто строевого начальства — командиров рот и батарей, батальонов и дивизионов, бригад и дивизий — обеспечил во многом боеспособность и живучесть Белой армии. Или, говоря вернее, Белой гвардии.

Такого обилия офицерских и генеральских кадров другие военные формирования Белого движения в Гражданской войне не испытывали. Даже наоборот, опытных командиров не хватало в армиях адмирала А. В. Колчака, Верховного правителя России, и в белой армии на Русском Севере…

…«Дрозды», оказавшись в горниле Гражданской войны, стремились буквально во всем превзойти своих соратников. Можно спорить долго и бесконечно, было ли это состязание, оплачиваемое кровью сотен и тысяч людей, и носило ли оно «спортивный» характер.

Главным в том состязании все же была общая победа. Победа Белого дела. Победа в Гражданской войне, которая к осени 1918 года уже захлестнула всю старую Россию. Если в начале года в ней значились только всполохи противостояния Белого и Красного движений, то теперь по российским просторам полыхал настоящий пожар, вобравший в себя, как в фокус, весь букет социальных катаклизмов.

Что говорил в те июльские и сентябрьские дни тяжелейших боев своим добровольцам полковник Дроздовский, герой Белого дела?

Под какими лозунгами он поднимал своих бойцов — офицеров Румынского фронта и города Ростова-на-Дону, солдат — фронтовиков-самурцев и бывших пленных красноармейцев, кубанских казаков-повстанцев?

Верил ли Михаил Гордеевич Дроздовский, георгиевский кавалер из Великой мировой войны, в конечную победу армии белых добровольцев?

Его слова дошли до наших дней в мемуарных воспоминаниях белоэмигрантов, которые за границей издавались мизерными тиражами в десятки и сотни экземпляров. За редким исключением в них столько слов любви и признательности к покинутой России. В Отечестве же мемуары белогвардейцев десятилетиями были «вне закона».

Эти воспоминания и донесли до нас те слова, что их авторы слышали из уст легендарного в Белом движении Дроздовского.

— Россия сегодня на голгофе, и только мы способны очистить Отечество от захлестнувшей ее скверны… Мы погибнем, но Россия спасется от большевизма… Надо взять станицу — это наш шаг к Москве… Мы белые. Наше дело чистое. Наше дело праведное… За Россию!..