Эдуард Эррио - Жизнь Бетховена

Подобный пафос оскорбляет память о Бетховене. Вагнер даже не заметил, что спустя двадцать пять лет стал противоречить самому себе; ведь в своем «Пояснении к Девятой симфонии» он приветствовал финал этого произведения как «возглас всеобъемлющей человеческой любви», как утверждение идеи, что всякое существо рождено для радости. Не с целью ли ответить на вагнеровскую несправедливость Дебюсси позднее также проявил себя несправедливым, но только в отношении Бетховена, — наперекор истине, он пытался изобразить его преувеличенным романтиком, напыщенным ритором.

Удивляет, что автор «Господина Кроша, антидилетанта» после концерта, в котором Вейнгартнер дирижировал «Пасторальной симфонией», написал об этом сочинении несколько страниц, быть может и остроумных, но строгих и нетерпимых. «Ручей, куда быки приходят на водопой; деревянный соловей. Швейцарская кукушка. Никчемно подражательное либо книжное искусство». Вполне понятно, что подразумевается под этими упреками Клода Дебюсси: необходимо «транспонировать на язык ощущений» впечатления, которые оставляет у нас природа; меньше передавать видимое, нежели невидимое, раскрывать потаенную сущность явлений. Но не к этому ли как рази стремился боннский мастер усилием воли или благодаря своему гению, вознесшему его высоко над музыкантами чисто романтического склада? Бетховенское убеждение выражено в знаменитой ремарке: «Скорее выражение чувства, чем живопись». Это уточнено в письме к Вильгельму Гергарду от 5 июня 1817 года. «Описание какой-либо картины — удел живописи… Мои владения простираются дальше, в иные области, и не так-то легко достигнуть нашей Империи». Стоило Дебюсси только пожелать, — он без труда нашел бы у Бетховена элементы своей собственной эстетики.

Помимо музыкантов, лучшие писатели и художники в свою очередь отдавали почести автору симфоний.

Мог ли не прославить его одним из первых Николаус Ленау, с его нежной и смятенной душой, его страстью к свободной природе, преданностью человечеству? Посвященное Бетховену произведение Ленау[130] было, возможно, написано в 1838 году, в том самом году, когда поэт получил в дар от Густава фон Франка бюст Бетховена; передают, что изображение это, вместе с чучелом ястреба и черепом, украшало комнату Ленау в Вене.

Как-то под вечер я грустныйБрел домой в пустую келью,Отворил — и свет увидел,Звавший скорбного к веселью.

То любви орлиным взоромЦель нашел мой друг заветный,Чтобы кинуть луч надеждыВ тьму печали беспросветной.

Да, я бюст его увидел, —Дух, кому нет равных в мире,Гор заоблачных он выше,Моря глубже он и шире.

Буря, воющая в Альпах,Шторм, ревущий в океане.И бетховенское сердце —Звук в священном урагане, —

В них оплот я обретаюДля борьбы с судьбой гнетущей,Для того, чтобы с улыбкойВстретить гибель райских кущей.

Я люблю и отрекаюсь,Я блаженной смертью скован,Рвусь без ненависти в битву,Слыша скорбь твою, Бетховен.

Если песнь твоя ликует,Искрясь жизнью, полной силы,Тот восторг дионисийскийРаскрывает все могилы.

Если гневается песня.Это гнев святого боя:Перед волей человекаАд бежит, от страха воя.

Ходят волны, брызжут волны,Спад и всплеск, и шелест пенный.То не море ль, мир объемля,О любви поет священной?

Иль на раковине пестройПляшут эльфов вереницы?Иль в ветвях кораллов грезятНеродившиеся птицы?

Чу! Все тише! Эти звукиТы подслушал в час весенний.Ими первый сон младенцаОвевал природы гений.

Он лучи луны, как струны,Натянул в горах над бездной.И во тьме земной в кристаллыОбратил их ритм железный.

И, покорны чарам дивным,Расцветают роз бутоны,Журавли несутся к югу,Слыша бурь осенних стоны.

О, судьба Кориолана!Где борьбы и злобы муки?Как надломленны и скорбныЗавершающие звуки!

Он, так буйно все поправшийВ заблуждении высоком,Опустил глаза бессильно,Побежденный мстящим роком!

Обречен! И вот стоит он,Буре скорбных дум внимая,Благородный лик герояОмрачила скорбь немая.

Чу! Рубеж времен — я слышуВ хоре звуков раздвоенье.После битв и горя людямВ нем сияет примиренье.

В бурном трепете симфоний,В блеске вихря их святого,Вижу, Зевс летит на тучеКровь стереть с чела Христова.

Слышу зов любви великой,Зов, ко всем сердцам летящий,Чтобы старый мир и новыйСлить в один, непреходящий.

Много лет спустя Рихард Демель подхватил эту последнюю мысль Ленау, сочетая с ней имя Бетховена в своей поэме «Иисус и Психея».

Вслед за Берлиозом от имени Франции воздают почести Бетховену Жорж Санд и Ламенне, Бальзак и Делакруа. Бальзак отомстил за Бетховена Россини и Стендалю.

Вспомните окончание «Цезаря Биротто»! Когда «герой коммерческой честности» вошел в свой бывший дом на улице Сент-Оноре, когда он увидел друзей, жену в платье вишневого бархата, виконта де Ванденеса и знаменитого Воклена, волнение вдруг охватило его. «Внезапно, — пишет Бальзак, — в его голосе, в его сердце зазвучал героический финал великой симфонии Бетховена. Эта идеальная музыка заблистала, заискрилась на все лады, запела трубными звуками в его усталом мозгу, для которого это должно было стать трагическим финалом». Одним из основных эпизодов любопытной повести «Гамбара» — Бальзак впервые опубликовал ее в «Revue et Gazette musicale de Paris» в 1837 году и посвятил своему другу маркизу де Беллуа — писатель делает пространную музыкальную дискуссию. Один из персонажей, Андреа, утверждает, что Бетховен, еще не понятый, «раздвинул границы инструментальной музыки и что никто не следовал за ним по его пути», раскрывает построение его сочинений, оспаривает европейскую славу Россини и итальянской музыки. «Эти однообразные обороты, банальность кадансов, бесконечные фиоритуры, случайные, вне связи со сценическими положениями, монотонные crescendo, введенные в моду Россини и в наши дни являющиеся составной частью любого произведения; словом, все эти соловьиные рулады образуют какую-то болтливую, пустословную, надушенную музыку, обладающую лишь тем достоинством, что она более или менее удобна и легка для вокального исполнения. Итальянская школа упустила из виду высокое предназначение искусства. Вместо того чтобы поднять толпу к высотам искусства, она опустилась до уровня толпы; она завоевала себе славу лишь потому, что принимала одобрения, откуда бы они ни исходили, обращаясь к умам заурядным, составляющим большинство…