Георг Форстер - Путешествие вокруг света

К вечеру подул встречный юго-западный ветер. Он продолжался до 10-го и вынуждал нас все это время лавировать вблизи сего маленького острова. Но затем опять установился пассат, который понес нас вперед так быстро, что в два часа пополудни остров уже пропал из виду. Мы опять покидали тропические области этого океана и второй раз направлялись к Новой Зеландии, откуда вышли четыре месяца назад, дабы исследовать в зимнее время средние широты Южного моря. Теперь эта цель была выполнена: мы исследовали между тропиками участок более чем в 40° по долготе и тридцать один день провели частью на островах Общества, частью на островах Дружбы, что пошло весьма на пользу всей нашей команде. Теперь приближалось лето — самая удобная пора для исследования южной части этого океана, и пустынные скалы Новой Зеландии должны были стать нашим прибежищем на время, какое понадобилось бы, чтобы снять более легкий летний такелаж и заменить его более крепким, способным лучше противостоять бурям и всяческой непогоде этих суровых широт.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Плавание от островов Дружбы к Новой Зеландии.— Разлука с «Адвенчером».— Вторая стоянка в проливе Королевы Шарлотты

Едва мы покинули жаркие тропические широты, как появились большие стаи морских птиц; они легко парили над волнами, которые поднимал попутный ветер. 12 [октября] среди множества птиц, встречающихся лишь в умеренных широтах, мы увидели альбатроса; эти птицы никогда не забираются между тропиками, но вне их встречаются до самого полюса. Столь заботливо указала природа место обитания каждому животному!

Погода до утра 16-го оставалась хорошей и благоприятной, затем начался дождь. В нижних помещениях корабля у насосного ящика нашли собаку, купленную на Хуахейне [Хуахине]. Подобно многим другим, она не смогла привыкнуть к нашей пище и уже тридцать девять или сорок дней провела без всякой еды в этой дыре. Она исхудала до того, что превратилась в скелет, ноги были парализованы, а зад кровоточил. Печально было видеть это бедное животное, но по крайней мере наши люди убедились, что надо покупать лишь молодых собак этой породы; старые действительно не могли приспособиться к пище, что бы им ни предлагали.

Ночью мимо корабля проплывали всевозможные медузы. Они были видны благодаря своему фосфорическому свечению, такому яркому, что море казалось покрыто блистающими звездами, как небо. По мере приближения к берегам Новой Зеландии мы с каждым днем видели все больше водорослей, буревестников и альбатросов. 19-го море светилось, 20-го целые стаи ныряющих буревестников возвестили нам близость земли, а на следующее утро в 5 часов мы увидели вершину горы. Весь день мы плыли к берегу и в 4 часа пополудни оказались против Тейбл-Кемп и острова Портленд, соединенных между собой грядой рифов. Берег состоял из белых крутых скал; уже видны были хижины и укрепления местных жителей, построенные, подобно орлиным гнездам, на вершинах утесов. Довольно много туземцев бежало вдоль склона, чтобы посмотреть на нас. Некоторые расположились на южной оконечности мыса, но никто не собирался спустить в море каноэ, чтобы поплыть к нам. Мы прошли между подводными рифами и берегом, миновали бухту Хокс и всю ночь шли вдоль побережья.

Утром мы обогнули мыс Киднапперс и направились к мысу Блек-Хед. После завтрака от берега, который здесь представляет собой небольшую равнину между горами и морем, отошли два каноэ. Поскольку мы были уже недалеко от земли, они довольно скоро добрались до нас. В одном из них находился вождь, который не раздумывая поднялся на палубу. Он был высокого роста, средних лет, в хорошей одежде из здешнего льна. Волосы были причесаны по самой изысканной местной моде, то есть завязаны в пучок на затылке, смазаны маслом и украшены перьями. В мочке каждого уха у него было по кусочку кожи альбатроса, на которой оставался еще пух, а все лицо украшала татуировка в виде кривых и спиральных линий. Господин Ходжс нарисовал его портрет, отменно выгравированный на меди. Капитан подарил ему кусок красной ткани, немного огородных семян, пару свиней и три пары кур. Махеине, наш юный спутник с Бораборы [Бора-Боры], в отличие от Тупайи не сразу научился понимать язык новозеландцев; но, услышав, что здесь нет ни кокосовых пальм, ни ямса, он достал эти орехи и коренья из собственного запаса, чтобы сделать подарок дикарям. Когда же ему сказали, что в здешнем климате не могут расти кокосовые пальмы, он отдал им только ямс и предоставил нам самим объяснить новозеландцам пользу этих чужеземных кореньев. Мы постарались по крайней мере объяснить, что свиней и кур они получают для разведения, а коренья надо сажать. Это удалось не сразу; наконец вождь, кажется, понял, что мы ему хотели сказать, и в знак благодарности пожертвовал нам свой новый махипе, боевой топорик, украшенный искусной резьбой, а также перьями попугая и белой собачьей шерстью. Затем он опять поднялся на палубу, где капитан Кук подарил ему еще несколько больших гвоздей, которым вождь обрадовался больше, чем всему другому. Он заметил, что капитан достает их из отверстия в брашпиле[345],   куда их случайно положил корабельный писарь. Тогда он повернул брашпиль и исследовал каждое отверстие, не спрятано ли там еще. Очевидно, что новозеландцы теперь вполне успели оценить пользу изделий из железа, хотя, когда капитан Кук в 1769 году побывал здесь впервые, они иногда вовсе не хотели их брать. На прощанье гости исполнили нам хиву, воинственный танец, состоявший из топанья ногами, грозного потрясения дубинками и копьями, страшных гримас, высовывания языка и дикого, воющего крика; впрочем, при этом соблюдался определенный ритм. Увидев, как они обращаются с курами, мы весьма усомнились, что наши добрые пожелания сбудутся и остров вскоре заполнится домашними животными; похоже было, что они и до берега-то добрались едва живые. Нам оставалось утешать себя тем, что мы, во всяком случае, сделали все, что могли.

К вечеру ветер усилился, приходилось постоянно лавировать, чтобы нас не отнесло далеко от берега. При этом лил такой дождь, что нигде на корабле нельзя было остаться сухим. То и дело внезапно налетавший порыв раздирал в клочья наши прогнившие паруса. Дуло со стороны заснеженных гор, и постепенно воздух так охладился, что на другое утро термометр показывал 50° [10°С]. Не ожидали мы такой встречи под 40° южной широты! Вскоре, однако, наступило затишье, столь же глубокое, сколь бурное и шумное было начало. Правда, оно не продержалось и нескольких часов, затем шторм разразился снова. Он бушевал всю ночь с силой не меньшей, чем накануне. Утром ветер опять ослаб настолько, что мы вновь могли взять курс к берегу, но с наступлением ночи разбушевался пуще прежнего. У матросов ни минуты не было спокойной.