Восточный фронт адмирала Колчака - Сергей Владимирович Волков
Когда на основании распоряжения Верховного Правителя пришлось обратиться к новым занятиям и в силу этого явиться в помещение бывшего главного штаба, то генерал Марковский счел себя почему-то этим фактом кровно обиженным и решил деловой работе в новой должности пишущему эти строки воспрепятствовать. Не подействовали на этого странного упрямца и личные разговоры генералов Лебедева и Бурлина. Он настаивал на своем и вознамерился доказать, что он – и никто иной – хозяин в помещении реального училища. Это самодурство и каприз до некоторой степени еще были бы, пожалуй, объяснимы, если бы имели место в каком-либо провинциальном глухом захолустье, где мелкомещанское самолюбие какого-либо почтового почтмейстера «требовало бы» в глазах какой-либо Пульхерии Ивановны показать: как велика власть этого самого почтмейстера. Но, к стыду нашему, надо сознаться, эта беспримерная мещанская манера проявления своего уязвленного самолюбия была совершенно неуместна в условиях серьезной омской действительности. Мало того что Марковский вообще ничего полезного за четырехмесячное управление главным штабом не сделал, но он пытался даже вредить и той работе, которая была предопределена потом и без его участия.
Надо отметить при этом, что он не постеснялся чуть ли не с первого же месяца совместной с полковником Клерже службы добиться у того же военного министра генерала Н.А. Степанова согласия на организацию особой расследовательной комиссии, которой было поручено производство дел во всех тех случаях, когда кто-либо «подозревался в большевизме». Одним из «видных дел» этой комиссии было, конечно, и дело о… помощнике начальника главного штаба. Каково?!!!
Это только большевики могли додуматься до такой иезуитской системы, по которой, с одной стороны, лицо как бы облекалось неограниченным служебным доверием на высоком официальном посту, а с другой стороны, против этого же самого лица возводилось полуофициальным порядком обвинение в причастности его к контрреволюции. Это лицо не могло ни оправдаться от подозрений, так как не от него самого оправдание это зависело, ни отказаться от несения официальной должности до выяснения обстоятельств расследования, так как служба была обязательна и отказ от нее грозил еще большим обвинением в предумышленном саботаже.
Словом, бедному Омску в этом направлении глубоко «посчастливилось»: во главе центрального военного учреждения оказалось такое лицо, которому лучше было бы на это же самое время отсидеться где-либо в желтом доме. Генерал Марковский ведь был один из старших офицеров Генерального штаба, и это время в Сибири и, казалось бы, кому же, как не ему, надлежало бы и дать наиболее яркий пример образцовой работы и служебного такта остальным, более молодым его сослуживцам по тому же штабу! Слишком молод был генерал Лебедев и все его подчиненные в Ставке, и тем легче было бы генералу Марковскому приобрести среди них вполне доступный для него в то время авторитет и даже влияние на ход важнейших дел и решений в этой самой Ставке.
Немножко вдумчивости и общего доброжелательства, и, наверное, работа в высших штабах Омска протекала бы совершенно гладко и дружно, а это, в свою очередь, не привело бы фронт к такому тяжелому внутреннему и внешнему потрясению, которого он в конце концов и не выдержал. С этой точки зрения справедливый будущий историк Белого движения в Сибири не один раз, вероятно, задумается над той глубочайшей драмой, которая раскрывается настоящими строками и печальным повествованием. В борьбе с большевиками нам всем было очень тяжело; но явления, подобные только что обрисованным и которые никогда не должны быть забытыми, еще больше усложнили наше положение и облегчили большевикам достижение над нами незаслуженной ими победы.
Возвращаясь снова к факту личного, вернее, служебного столкновения с генералом-самодуром Марковским в стенах бывшего главного штаба, автору настоящих воспоминаний не хотелось, чтобы у читателя сложилось впечатление о якобы подчеркнуто субъективном освещении обстоятельств того важного исторического момента. Однако избежать этого нельзя, ибо картина драмы омского Верховного Правителя будет тогда не полна и многие обстоятельства через это не будут достаточно ясны. А на них-то и следует упереть главнейшее внимание, чтобы понять основные причины проигрыша нами вооруженной борьбы с большевиками.
Автор настоящих воспоминаний весьма далек от мысли «обвинять ради обвинения» и больше всего боится впасть в критику других ради каких-либо причин или стремлений личного самооправдания. В этом нет никакой нужды ни для самого автора, который ни от какой ответственности за это время совершенно себя не освобождает, ни для истории, которая будет разбираться в этом же вопросе и по другим источникам и материалам. Однако принцип – кому много дано, с того много и спросится – требует того, чтобы разлагающий характер работы наиболее ответственных лиц не остался бы не заклейменным.
Конечно, нельзя утверждать, что разлагатели отмеченного выше порядка являлись бы сознательными пособниками большевиков. В этом случае не приходится становиться на путь обычных обвинений стиля Марковского, но, однако, нельзя не подчеркнуть еще раз того обстоятельства, что последнего рода «система» приносила большевикам гораздо большую пользу, чем вся их пресловутая пропаганда и Чрезвычайные комиссии. За свою работу в Омске генерал Марковский смело мог бы потребовать себе высокой награды непосредственно из… Москвы. И эту награду он должен был бы получить. Благодаря своей пустой фанаберии и дутому чванству он сделал невольно в пользу большевиков больше того, чем смогли сделать бы сотни весьма дорого оплачиваемых ими патентованных агентов-провокаторов. Хотя и сильно сказано этими словами, но тем не менее это есть самый натуральнейший факт. И факт весьма тягостного и печального по своим последствиям значения.
Как превратно в то время понимали люди типа Марковского условия борьбы с большевиками, можно наглядно показать на примере следующего случая: когда автор настоящих воспоминаний прибыл из Перми в Омск, в самом ближайшем времени сделал в закрытом собрании старших чинов штаба Верховного главнокомандующего, особенно для офицеров Генерального штаба, сообщение на тему о системе большевистской борьбы против белого фронта на основании личных наблюдений в тылу противника в течение шести месяцев (с июля по декабрь 1918 года) и воспроизвел из этого ряд совершенно реальных для пользы дела выводов, то в результате получилось «не дело, только мука».
Оказывается, что заключение автора настоящих воспоминаний о том, что Красная армия из разрозненных отдельных рабочих отрядов и банд начинает принимать вид организуемой на европейских началах (по немецкой системе) вооруженной силы, число бойцов которой в ближайшие месяцы большевики предполагают довести до одного миллиона, что страной и армией
