Федор Раззаков - Алла Пугачева: По ступеням славы

МАЙ

Начало месяца выдалось для Аллы Пугачёвой, как теперь говорят, тусовочным. Так, 4 мая она присутствовала на 70-летии известного композитора, мэтра советской эстрады Марка Фрадкина, которое проходило в зимнем саду ресторана «Прага». По этому случаю там собралась весьма разномастная компания: музыканты и актёры, поэты и критики, творческая общественность столицы. Помимо Пугачёвой там были: композиторы Никита Богословский, Владимир Шаинский, Леонид Афанасьев, пародист Александр Иванов, юморист Владимир Винокур, конферансье Борис Брунов, певица Мария Лукач, поэты Роберт Рождественский и Илья Резник и др. Как пишет последний: «Этот юбилей был настоящим праздником фантазии, импровизации, где творцы состязались друг с другом в остроумии, а юбиляр, убелённый благородными сединами, с интересом внимал и милой лести, и немилосердной иронии…».

На том торжестве Пугачёва мастерски поставила на место мэтра отечественной эстрады Никиту Богословского. В её репертуаре была одна его песня — «Кукушка» — которую она исполняла в несколько изменённом виде. Именно это обстоятельство и стало камнем преткновения. В разгар застолья Богословский вдруг стал вслух сокрушаться: «Вы слышали „Кукушку“? Это не моя песня. Там она изменила фа-диез на соль. У меня была гениальная песня, а Пугачёва её испортила». Поскольку сказано это было за столом, все ждали реакции самой Пугачёвой. Она думала недолго. «Раз эта песня не ваша, то авторские за неё теперь буду получать я», — громогласно заявила певица. Богословский сошёл с лица. «Как это? Нет, подождите, секундочку…» — затараторил он. Зал взорвался от хохота.

Испуг композитора был понятен: авторы получали за свои произведения приличные деньги, тем более если их песни становились популярными и крутились с частотой пулемётной очереди. А вот исполнители не имели с этого ни гроша. Пугачёва первая попыталась это изменить: в триумвирате Паулс — Резник — Пугачёва она предложила разбить гонорары следующим образом: 40% и 40% — авторам, 20% — исполнителю. Но эта идея не прошла. Как метко выразится по этому поводу сама певица: «Авторы меня всю жизнь „имели“. А я просто пела…»

9 мая Алла Пугачёва оказалась в числе приглашённых на другом юбилее — 60-летии Булата Окуджавы. В качестве подарка она спела юбиляру новую песню «Осень» (музыка и слова Аллы Пугачёвой), которая его очень тронула. А две строчки из неё ему особенно понравились: «Если есть гитара в доме, в нем уютно и тепло». Под впечатлением этой песни Окуджава вскоре напишет стихи под названием «Гимн уюту». А в качестве эпиграфа взял упомянутые две строчки Пугачёвой. Кстати, сама Пугачёва позднее будет сетовать, что включила эту песню в свой репертуар: «Мне до сих пор не по себе оттого, что „Осень“ стала эстрадным номером. Это моя ошибка. „Осень“ должна была остаться тихим и скромным подарком Булату Окуджаве…»

Осень, рыжая подружка,Не грози в моё окно.Не греми ты погремушкой, —Я зароюсь под подушки,Не встревожишь все равно,Не встревожишь все равно!..

12 мая «Советская культура» реабилитировалась в глазах поклонников Аллы Пугачёвой. Как мы помним, в начале апреля на её страницах было опубликовано письмо читательницы из Орджоникидзе, где та сетовала на то, что Пугачёва, мол, стала не та, испортилась. Поскольку эта публикация вызвала бурю протеста со стороны поклонников певицы, редакция решила не «дразнить гусей» и предоставила место другой стороне. Почётная миссия защитить звезду номер один выпала студенту из Перми С. Михалёву. В своём письме он писал: «Интересная вещь: её (Пугачёвой. — Ф. Р.) творчество оказывает на большинство зрителей не только музыкальное влияние. Заметьте, на её концертах не визжат, не свистят, а плачут, смеются, думают. Ей пишут письма не с просьбой выслать фотографию или автограф, а спрашивают, как быть с любимым, как жить дальше, зовут в гости. Наверное, это необходимо в наше время — верить, что есть на земле человек, который поймёт и поддержит тебя…»

Между тем все мысли самой Пугачёвой были тогда связаны с важным событием: через месяц в спорткомплексе «Олимпийский» она должна была показать свою новую программу «Пришла и говорю», поэтому все свободное время посвящала репетициям. Они были по-настоящему изнурительными, что называется, на грани истерики. Пугачёва была трудоголиком и требовала такого же отношения к работе от всего своего коллектива. Но угнаться за ней было порой не под силу. И тогда Пугачёва срывалась. Как пишет А. Беляков: «Недели за две до сдачи она носилась по площадке „Олимпийского“, чуть ли не вырывая на себе волосы, и завывала:

— Господи! Ни черта не готово! Ни черта не получается! Да зачем мне все это нужно? Да пропади оно пропадом! Нашли дуру — все тут делать самой!

— Алла, ты же сама так решила, — спокойно вмешивался в её страстный монолог Болдин.

— Да, я решила, потому что думала, что остальные пятьдесят человек будут вкалывать так же, как и я! И что?! Где опять Моисеев?! Я спрашиваю, где Моисеев?! Опять опаздывает? Когда придёт, скажите, чтобы сам взял вот ту верёвку и удавился…»

Танцор Борис Моисеев попал в новую программу Аллы Пугачёвой не случайно. Около трех лет назад она отдыхала в Юрмале и увидела в тамошнем варьете интересного танцора — Моисеева. У него был экстравагантный номер «Синьор Ча-ча-ча», во время которого он выходил на сцену, держа в зубах огромную розу. Узнав, что в зале находится сама Пугачёва, Моисеев решил во что бы то ни стало обратить на себя её внимание. Ему это удалось. Выбежав на сцену, он поцеловал розу и бросил её аккурат в ту сторону, где сидела Пугачёва. Та, в порыве чувств, тоже подалась вперёд, пытаясь поймать на лету предназначенный ей подарок, и едва не опрокинула стол. Короче, именно с этого момента она обратила внимание на танцора. Спустя год, когда он приехал в Москву выступать в Олимпийской деревне, Пугачёва стала приглашать его к себе в дом, где регулярно проводились всевозможные тусовки. Так танцор стал вхож в дом к звезде номер один, после чего получил место и в её новой программе — Моисеев должен был выступать в составе трио «Экспрессия».

В те дни многим казалось, что у Пугачёвой не было ближе друга (или подружки, поскольку Моисеев никогда не скрывал своей нетрадиционной ориентации), чем Моисеев. Куда бы она ни собиралась, всегда брала с собой танцора. Однажды заставила его идти пехом несколько километров от улицы Горького до спорткомплекса «Олимпийский». Как говорил потом сам Моисеев, он никогда столько пешком не ходил. А дело было так.

Пугачёвой срочно понадобилось в спорткомплекс, чтобы утрясти последние детали предстоящих концертов. А служебной машины поблизости не оказалось. Тогда-то она и решила отправиться туда пешком. Моисеев попытался её отговорить: мол, тебя же сразу узнают, проходу не дадут. На что Пугачёва ответила: «А я шарфиком обмотаюсь и новую шляпу надену. А на глаза — очки». И ведь действительно: проделав это, стала неузнаваемой. Даже домработница Люся Дороднова, вернувшаяся из магазина домой в самый разгар переодевания, не смогла узнать певицу. Столкнувшись с ней в коридоре, она всплеснула руками: «Хто это?». — «Я это, я», — ответила Пугачёва, чрезвычайно довольная произведённым эффектом. Но ещё большую радость Пугачёва испытала на улице. Возле её подъезда вечно толпились фанатки, которые знали своего кумира как облупленную. Однако и они не смогли распознать в женщине, которая вышла вместе с Моисеевым из подъезда, звезду номер один. Фанатки подумали, что это, наверное, очередная танцовщица из моисеевского ансамбля. Тем более что на этой женщине было какое-то странное платье и дешёвые туфли явно отечественного производства. Как вспоминает сам Б. Моисеев: «Я обалдел от этого похода. А она спокойно его перенесла… И что-то после этого произошло. Алла вышла из кризиса, и, как сейчас помню, после этого дня у неё все пошло как по маслу: и декорации, и спектакль весь сложился; она уже точно знала, кто куда идёт, где нужна та или иная мизансцена, где и какой свет…»