Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945

«Смертельная зона» между двумя рядами колючей проволоки, обозначающими границу лагеря, имела ширину примерно 5 метров. Предназначенные для легкого труда пленные работали посменно, чтобы поддерживать песчаное покрытие в этой зоне в нетронутом, разглаженном состоянии, чтобы можно было заметить любые следы ног, указывающие на то, что пленные попытались ночью сбежать из лагеря. Мы считали, что это вряд ли стоит делать, потому что было нетрудно попасть в трудовой отряд, работающий вне лагеря. Кроме того, двухметровая канава, сухая под пеклом южного солнца, вела под колючую проволоку и была перегорожена лишь грубым препятствием из спутанной колючей проволоки. Этот барьер легко было отодвинуть в сторону и выскользнуть по дну канавы из лагеря, что и позволяло совершать временные походы в деревню. Тем самым мы могли добывать немного фруктов и зеленой кукурузы, из которой мы потом варили в бараках суп.

На строительство дороги по гребню соседних гор была укомплектована рабочая бригада, а так как дорога прорубалась сквозь неровности местности, то для укрепления откосов требовалось сооружение высоких поддерживающих стенок. Я заявил русским, что имею опыт в отделочных бетонных работах, и был зачислен в эту строительную бригаду под началом венгерского капитана-кавалериста.

Однажды какой-то русский охранник решил запретить пленным покидать непосредственное место работы. Он строго потребовал, чтобы мы все время оставались у него на виду, тем самым уничтожая всякие наши надежды побродить по ближайшему колхозу, выращивающему овощи. Как-то в конце дня на стройплощадке появилась гадюка и быстро заскользила к посту охранника. Когда конвоир увидел змею, она была уже между ним и его винтовкой, которую он прислонил невдалеке от себя к корням огромного тутового дерева. Услышав крики «Змея! Змея!», он вскочил на ноги и в панике удрал.

Пленные быстро расправились со змеей, забросав ее камнями, а во время суматохи Рольф схватил винтовку и спрятал ее в густых зарослях где-то в 100 метрах от этого места. Вернувшись, охранник обнаружил пропажу своей винтовки и сердито потребовал нас вернуть оружие. Требования, встреченные нами с безразличием, быстро смягчились, и уже скоро он умолял со слезами на глазах вернуть его оружие. Было ясно, что его ожидало суровое наказание и, вполне возможно, грозило заключение, если об этом инциденте станет известно властям. Несмотря на его просьбы, мы продолжали работать, не обращая внимания на его проблемы, пока Рольф не извлек винтовку и не возвратил ее солдату. После этого он стал очень снисходителен в своем обращении с нами, а мы могли покидать лагерь на короткое время.

С помощью обломка ножовочной пилы я вырезал небольшие шахматные фигуры из обломков кедра. Когда я готовил этот грубый инструмент, мне пришлось проводить бесчисленные часы на затачивание лезвия на камнях, чтобы получить острый резец из маленькой полоски стали. Хранение ножей было строго запрещено, и этот инструмент я многие месяцы прятал в пришитом вручную внутреннем левом кармане брюк.

Меня снова охватил острый приступ поноса, и мне приказали пойти в глинобитные бараки, служившие лагерным госпиталем. Доктор Колер из Гейдельберга, позднее описанный в фильме «Доктор Сталинграда», предписал древесный уголь. И тут также впервые я увидел большие коробки с леденцами, поставлявшиеся благотворительной организацией «Карита». В коробках, надписанных по-английски, были таблетки с витамином В. Меня также удивили ежедневные посещения госпиталя неким русским майором – лагерным терапевтом. Я обращался к нему «господин майор» вместо обычного «товарищ». Титул «господин» пришел из старого русского языка, где означал «хозяин», «властитель», и использование такой формы обращения вместе с маленьким подарком из резных фигур доставило ему огромное удовольствие. Я также подарил ему написанный углем пейзаж, который его восхитил.

После лечения от поноса, который, кажется, мучил меня постоянно, я снова оказался в «рабочей группе III». В предрассветные часы трудовые отряды отправлялись на работы, а мне разрешалось покидать лагерь без охраны и идти небольшое расстояние до русских бараков, где была комната этого майора. В этой просто обставленной комнате мне разрешалось копировать иллюстрированные наставления из медицинской книги, напечатанной в 1900 г. в Вене. Я изготовил из конского волоса с соседней фермы кисти и перья. Майор доставал мне тушь в маленьких сухих кубиках, которые перед использованием надо было смешивать, а с бумажной фабрики получали немного густой краски, отчего я мог раскрашивать рисунки. Потом господин майор раздавал эти рисунки медикам ближайших политических клиник, устроенных для отдыха и восстановления сил советским рабочим классом.

На Новый, 1948 г. советским правительством была проведена денежная реформа. Шахтеры из района Кавказа собирались толпами на вещевых рынках, приезжая туда на мелкорослых лошадях и ослах, чтобы обменять огромные пачки банкнотов там, где раньше они покупали табак и разные товары. Многих из них арестовывали и задерживали за нелегальную торговлю валютой, несмотря на то что они не ведали, что совершают какое-то преступление. Рабочих, неумышленно совершавших серьезное преступление, часто приговаривали к лагерям усиленного режима и отправляли в Сибирь. Эти меры, принимаемые правительством в далекой Москве, еще более отчуждали от него население, ценившее свою независимость от центральной власти.

Среди пациентов лагерного госпиталя был Зепп Карцер, бывший кассир из Аугсбурга. В конце концов он умер от недоедания, но перед его кончиной из Москвы пришло распоряжение, требующее в будущем тщательного расследования каждого случая смерти военнопленных. Скорее всего, эта мера была принята под давлением со стороны международного Красного Креста.

На утро смерти Карцера мне с несколькими другими пленными было приказано погрузить его тело в кузов «студебеккера». Немецкий лагерный врач и господин майор заняли свои места в кабине машины, а нам сказано сидеть в кузове рядом с телом усопшего. Водитель повел машину по ухабистой дороге в направлении Сочи, и приходилось крепко удерживать Карцера, чтобы его тело не выскочило из открытого кузова.

Конечным пунктом нашей поездки была клиника в форме подковы, расположенная в покрытой травой местности. У здания было три этажа больших деревянных веранд, и было видно, как на верхних этажах собирался медицинский персонал в белых халатах глазеть, как мы выгружаем из автомашины тело Карцера. Мы занесли тело в здание и положили его на столе, где нас немедленно окружили доктора и медсестры, собравшиеся свидетельствовать, как доктор Колер будет проводить вскрытие. Во время этой процедуры доктор комментировал свои выводы, которые записывались одним из присутствующих.