Юрий Никулин - Почти серьезно...

На обсуждении нас похвалили за «Сценку:» и именно с ней, а не с «Маленьким Пьером» решили отправить в Польшу. Мы обиделись: ехать на фестиваль не со своим номером, а на подхвате… Вспыльчивый по характеру Миша предложил вообще отказаться от поездки. Но Местечкин уговорил нас согласиться на поездку.

Конечно, нас привлекала возможность побывать на фестивале и посмотреть программы цирков других стран. В Польше, как нам сообщили, кроме нашего, будут работать китайский, болгарский, польский и немецкий цирки.

Когда мы приехали в Варшаву, ярко светило солнце, играла музыка. Город — в праздничном оформлении. Центр после войны почти восстановлен. Но можно было увидеть и целые кварталы разрушенных зданий. Художники оригинально использовали одно разбомбленное многоэтажное здание-коробку с зияющими провалами окон. Во всю его высоту они сделали громадный голубой щит, в центре которого вырезали силуэт бомбы. Развалины (ночью они подсвечивались красными прожекторами) просматривались сквозь бомбу, и все читали написанное внизу слово: «Никогда!»

Программа советского цирка пользовалась успехом. Под несмолкаемые аплодисменты шел «Медвежий цирк» Филатова. Хорошо принимала публика молодого коверного Олега Попова.

Первый спектакль нас огорчил: «Сценка на лошади» у зрителей не вызвала никаких эмоций. Мы растерялись. Руководитель поездки, увидев, как нас принимают, начал сомневаться, стоит ли вообще «Сценку» оставлять в программе. Да мы и сами чувствовали, что она плохо проходит, и решили вместо нее показать репризу «Живой и мертвый». Репризу принимали хорошо. Но в один из дней, когда мы давали представление для дипломатического корпуса, с нами приключился казус. По ходу репризы я снимаю пиджак и оставляю его на барьере, а затем, как бы боясь, чтобы пиджак не украли зрители, прячу его под ковер. Публика всегда в этом месте смеялась. Так я сделал и в этот раз. Положил пиджак на барьер и внимательно посмотрел на сидящего в первом ряду зрителя. Играя испуг и показывая, что сомневаюсь в его честности, перепрятываю пиджак под ковер. Зрители это восприняли, как обычно, смехом. Потом выяснилось, что я положил пиджак около посла Бельгии и таким образом вроде бы подверг сомнению его честность.

Посол обиделся и кому-то, видимо, сказал об этом. Наш перепуганный руководитель вызвал нас и решительно заявил:

— «Живого и мертвого» больше не давать. Лучше давайте свою «Сценку на лошади». Может быть, она и пройдет. Не отправлять же вас обратно.

Стали мы готовиться к «Сценке». Долго думали о причине нашего первого провала. И поняли. Дело в том, что мы «Сценку» механически перенесли из Москвы в Варшаву: сели в подсадку в костюмах, в которых выступали раньше в Москве. Я в своем кителе, в морской фуражке, старомодном плаще и в сапогах, конечно, оказался белой вороной среди зрителей. Кругом праздник, все в нарядных костюмах, женщины аккуратно причесаны, а тут какие-то нелепые люди — и на зрителей непохожи, и уж тем более — на артистов.

И мы решили надеть для «Сценки» свои лучшие костюмы, которые взяли из дома. Одежда заставила нас пересмотреть характеры и линию поведения. В модном, спортивного покроя пиджаке, светлых летних брюках, я уже не мог быть неотесанным парнем, приехавшим из глубокой провинции, и решил играть робкого молодого человека из города. Такой человек, конечно, не мог позволить себе вытирать нос рукавом, как я это делал раньше в Москве.

На этот раз, к нашей радости, «Сценка» прошла с успехом, и мы показывали ее до конца фестиваля. Зрители верили, что мы из публики. На приеме в советском посольстве к нам с Мишей подошел один из сотрудников (нас он не узнал) и начал рассказывать о своем посещении цирка.

— Ну, Попов молодец! — сказал он. — Я чуть со стула не упал со смеха, когда он вытащил двух поляков из публики и начал учить их ездить на лошади. Молодец Попов!

От этих слов в душе возникло у нас чувство досады: вот, Олега Попова заметили, а мы прошли за публику.

В свободное время нам удалось посмотреть программы всех цирков, приехавших на фестиваль из пяти стран. После двух праздничных недель в Варшаве наступили будни, но наш цирк продолжал свои гастроли. На площади Дзержинского с утра до вечера около касс толпился народ.

Домой мы вернулись в середине октября. Привезли три больших чемодана с книгами. В Доне советской книги в Варшаве мы свободно купили книги, за которыми долго охотились у себя и никак не могли достать.

Подводя итоги первого выступления за границей, мы поняли, что нельзя без учета особенностей страны, публики показывать свои репризы и интермедии. Поняли мы и то, что в каждой стране можно многому научиться, если стараться побольше смотреть работу других.

Жизнь на колесах нам нравилась.

«Вас вызывает Кузнецов»

Клоун Сергей Курепов рассказал мне, что в двадцатых годах в цирке работал номер воздушных гимнастов — «Икар». Курепова удивило, как малообразованные гимнасты придумали такое удачное, звучное название своему номеру. Как-то Курепов спросил об этом у руководителя номера.

— А просто получилось, — ответил тот. — Когда номер выпустили, мы пошли в пивную, чтобы отметить это дело, а заодно и придумать, как будем называться. Сидим в пивной, и я смотрю в окошко, а на стекле буквы в надписи наоборот. На окне снаружи: «Пиво-раки», а я читаю: «Икар-овип». Понравилось первое слово. Предложил ребятам. Они согласились. Так и работаем теперь — «Икар». Пусть все считают, что мы иностранцы.

Вернувшись после фестиваля в Москву, мы продолжали работать с филатовским коллективом. Время от времени Миша заводил со мной разговор о том, что нам пора становиться коверными. И клоун Гриша Титов, встречаясь с нами, каждый раз внушал:

— Ребята, вы должны работать коверными. Вы оба смешные и разные. Начните с маленьких репризок. Вот увидите, у вас получится.

Но я не хотел. Считал, что нам будет трудно тянуть на своих плечах все представление, и понимал: если выступать, то нужен репертуар, а его у нас нет. Нельзя же выходить на манеж с тем, что мы показывали на шефских выездных концертах. Например, старую репризу «Живой и мертвый» или клоунаду «Шапки». Хотя и смешные они были, но уж больно примитивные.

Поехали мы как-то с шефским концертом на строительство стадиона в Лужниках. Показали «Живого и мертвого». Строители хохотали вовсю. Но Николай Семенович Байкалов после концерта вызвал нас к себе и сурово, как отрезал, сказал:

— Чтобы с такими вещами от имени Московского ордена Ленина цирка вы выступали в последний раз.