Илимская Атлантида. Собрание сочинений - Михаил Константинович Зарубин
– Хорошо, Людмила. Подожди минутку.
За стол Зубов сел один. Ни Машу, ни Славу солнечные лучи не разбудили.
– Люда, а мне бы чашечку кофе? – жалостно попросил Алексей Николаевич.
– Алеша, я все сделала, как же утро и без кофе.
– Спасибо, милая хозяюшка, – разомлев от удовольствия, пропел гость.
Сидя за хлебосольным столом, купаясь в тепле и уюте, Алексей Николаевич, не понимал и не пытался анализировать, почему ему так хорошо. Он точно знал – что заслужил эту благодать, дарованную ему свыше. Он верил – что в жизни больше радости, чем огорчений, добрых людей, чем злых. А праздники необходимы для того, чтобы понять, что истинный смысл бытия – выражение ему своей любви и радости.
– Людмила, у меня глаза разбегаются, не знаю, что первым съесть.
– Глаза закрой, протяни руку, что возьмешь, с того и начни.
– Нет, я все-таки начну с блинов.
Людмила положила ему на тарелку стопку блинчиков и сама густо полила их сгущенным молоком. Оно разлилось необыкновенного вида лужицей, похожей или на солнышко, или на ромашку, которую рисует его любимая внученька Сонечка.
Налюбовавшись гастрономической картиной, Зубов быстро опустошил тарелку и потянулся за сладким пирожком. Жуя и с жадностью высматривая следующий пирожок, он не то чтобы спросил, скорее промурлыкал:
– Где же ты такому научилась, Людочка?
– С детства умею. Мы жили большой семьей; я, сестра, мама, папа, бабушка и дедушка. В дом всегда приезжали родственники, знакомые. Жили мы дружно, но иногда случались споры-размолвки. Меня это страшно расстраивало. Однажды мне на глаза попалась статья о том, что в доме, где часто пекут, люди меньше ссорятся. Запах выпечки делает людей добрее, терпимее друг к другу. И я стала печь пироги, печенье, блины, хлеб. И до сих пор не могу остановиться.
– А зачем останавливаться?
– Вот и я думаю, зачем.
– Люда, а доченька переняла твое искусство?
– Я верю в то, что выпечка и кулинария тесно связана с женской энергетикой. Женщина на кухне – маг, волшебница. Все, что умела, передала дочери. Но она говорит, что у меня получается все равно вкуснее.
– Я согласен с ней. Мама всегда остается мамой. Сколько уже прошло времени, как не стало моей мамы, но до сих пор помню запах испеченного ею хлеба. Закрываю глаза и вижу, как она подает мне душистый, теплый ломоть и стакан молока. И вкуснее в своей жизни ничего не ел.
– Алексей, может, тебе молока налить?
– Нет, спасибо, уже некуда. А вот что я хочу спросить: вчера, когда мы с Машей пришли в гостевой домик, я почувствовал соблазнительный аромат кофе.
– Тебе это было неприятно?
– Наоборот. Очень приятно, подействовало и возбуждающе, и умиротворяюще.
– Это тоже мое изобретение. В гостевом домике мы не живем, гости приезжают редко. Перед вашим приездом я сквозняками проветрила комнату, но этого недостаточно. Я знаю секрет, как сделать, чтобы в помещении не осталось неприятного запаха. Надо взять горсть молотого кофе, насыпать на сковородку и хорошо прожарить, помешивая. А еще я около зеркала поставила в вазочке кофе в зернах, он насыщает воздух приятным ароматом.
– Вот здорово, а мы с Машей решили, что вы в домике пьете кофе.
– Не пьем.
– Умница. Спасибо тебе за завтрак, Людочка, дай поцелую твою волшебную ручку.
Зубов потянулся к Людмиле, но она материнским тоном пресекла это проявление излишней нежности.
– А ты ведь ничего не ел, поклевал, словно птаха.
– Да уж, наклевался, подняться трудно. На медведя стал похож. Пойду, прогуляюсь.
– Телефон возьми, вдруг Славе понадобишься.
– Хорошо. Я недолго.
Алексей Николаевич бодро вышел из ворот, прошел по улице метров двести и остановился у крутого откоса. Ветерок обхватил его своим широким объятьем. Подняв ворот куртки, Зубов сел на ошкуренное бревно, которое использовалось здесь в качестве лавочки. Несмотря на прохладные утренние дуновения, было тепло, сгустки ночного тумана, который утро согнало в изгиб реки, уносились ее бесшумным ласковым течением.
Зубов тоже притих, боясь нарушить своим присутствием утреннюю жизнь природы, сложный закон ее бытия, в котором все целесообразно и предусмотрено. Роса алмазно блещет на травинках, в небесах облака плещут как победные знамена, река из века в век верна своему руслу. Глубоко вздохнув, Зубов подумал, что вся эта красота и радость, и соловьиная песня, и та маленькая роща на противоположном берегу – принадлежат и ему тоже. Но за изнуряющими заботами, жизненными огорчениями он не осознает своего несметного богатства, данного ему в его же благо.
Из философских раздумий Зубова вывело близкое, настойчивое стрекотанье какого-то насекомого. Это кузнечик заработал, как будильник. Казалось, на своем языке он понятно возвещал: «Просыпайтесь! вставайте, жители земли! приступайте к своим делам!» И весь мир откликнулся на его призыв, все затрещало, застрекотало, защелкало, запорхало, расплескивая остатки сна природы, наполняя воздух жизнеутверждающей музыкой нового дня.
Алексей Николаевич легко встроился в оду всеобщего ликования, побежал по дорожке к реке, на ходу сбрасывая одежду. В радостном возбуждении вбежал в воду, с нарочитым шумом начал ногами расплескивать реку. Она будто в отместку обожгла его тысячами леденящих игл. В радости единения с миром Зубов, не чуя холода, с распростертыми руками упал в воду, ощутив теплоту и милосердие отдохнувшей за ночь реки.
– Вот ты где! – услышал он голос приятеля, приветливо машущего с берега.
– Слава, давай ко мне, – крикнул он другу, желая разделить с ним свое счастье.
– Холодновато.
– Это вначале, затем и не замечаешь прохлады.
– Алексей, я лицо сполосну, но в реку не полезу. Это ты у нас спортсмен.
– Эх ты.
– Успею еще, а утренняя вода холодная, мне уже не по возрасту такие заплывы.
– Слава, Слава, – выходя на берег, ласково заманивал друга Алексей Николаевич, – конечно, успеешь, но пропускать такое утро жаль.
– Нет, выходи сам, у нас дел много.
Друзья усердно карабкались по крутой тропинке, поднимающейся все круче и круче. Запыхавшись, добрались до ровной площадки, сели на бревно отдохнуть. Оно, прогретое утренним солнцем, было приятно теплым. Пошире расставив колени, упершись ладонями в бревно, прикрыв глаза, оба разнежились.
– Красота, вот так бы всегда было, – блаженно проговорил Алексей Николаевич.
– Ты прав, хорошо здесь, – скороговоркой выпалил Вячеслав. – Но послушай, Алексей, я вчера при Марии не стал расспрашивать о делах на работе.
– Ты что! В такое утро, в таком месте о чем бы хорошем спросил.
– А что для тебя хорошее?
– За последнее время, – это приезд к тебе.
– Приезжай хоть каждую неделю.
– Ты же понимаешь, что это невозможно. Сегодня праздник, сегодня день – подарок. Таким каждый день быть не может и не должен. А дела, Слава, неважнецкие. Похоже, государству наплевать на застройщиков. Цифры квадратных метров нужны, а те, кто выдает их на-гора, не нужны. Не знаю, почему, но вдруг в них увидели богатых людей. А… – вы богатеи? – тогда получайте по полной. Новый закон чудесен: каждый может отобрать, сколько сможет, сколько фантазии хватит и судья разрешит. Таких чудес уже
