Рудольф Баландин - 100 великих оригиналов и чудаков

При Туртукае, имея 500 человек, он разгромил 4-тысячный турецкий корпус. Потери русских — 200 убитых и раненых, турок — 1500. Совершенно необыкновенным было сражение за Измаил. Крепость считалась неприступной, защищала её отличная, хорошо вооружённая армия. Суворов решился на штурм, имея меньше солдат, чем обороняющиеся! Он взял крепость, потеряв 4 тысячи убитыми и 9 тысяч ранеными, тогда как у турок было убито 26 тысяч, а 9 тысяч сдались.

— Чем я могу наградить ваши заслуги, граф Александр Васильевич? — спросил его после этой победы главнокомандующий князь Г. А. Потёмкин.

— Ничем, князь, — был ответ. — Я не купец, не торговать приехал. Кроме Бога и Государыни, никто наградить меня не может.

Суворов был творцом своей судьбы. От заурядного дворянина был возвышен до князя, которому положены «царские почести». От солдата поднялся до генералиссимуса. И всё это было добыто на полях сражений, ценой невероятного напряжения физических и умственных сил, с постоянным риском для жизни, да ещё вопреки недоброжелателям и завистникам.

Во многом благодаря его подвигам Россия впервые прогремела на весь мир как великая победоносная держава, а Александр Суворов — как гениальный русский полководец. Его чудачества шокировали придворных. Ничего удивительного: он их глубоко презирал, глядя с высоты своего умственного и духовного величия. Они, в свою очередь, не могли заметить и оценить то, что было выше их понимания.

А. В. Сухово-Кобылин

В 1850 году в Москве произошло убийство, оставшееся нераскрытым. Оно было уникальным, ибо определило два несопоставимых, но взаимно связанных события: трагедию несчастной женщины и появление выдающегося драматурга.

Ночью 8 ноября к начальнику московской полиции обратился А. В. Сухово-Кобылин с заявлением о пропаже его близкой знакомой Симон-Деманш. На следующий день один из дежурных приставов рапортовал: «За Пресненской заставой, на Ходынском поле найдено у дороги мёртвое тело женщины неизвестного звания». Убитая была молода, красива, хорошо одета. На её горле рана, под левым глазом большой синяк, одно ребро сломано.

Это была француженка Луиза Симон-Деманш. С ней Сухово-Кобылин познакомился в парижском ресторане и был очарован её красотой. Посоветовал ей приехать в Россию, написал рекомендательное письмо к владелице модного ателье и дал тысячу франков на дорогу. Вскоре она устроилась там модисткой. Они встретились, и он предложил ей отправиться с ним жить (но не жениться) в его имение. Она согласилась.

Через месяц молодой повеса заскучал. Они вернулись в город. Поселился в своём доме на Страстном бульваре. Ей предоставил обширную квартиру неподалёку, на Тверской, с хорошей обстановкой, двумя горничными, поваром и кучером; был у неё свой выезд. Благодаря покровительству Сухово-Кобылина она числилась московской купчихой.

Главными подозреваемыми в убийстве Луизы Симон-Деманш стали её слуги, а также их барин. О нём следует сказать особо.

Александр Васильевич Сухово-Кобылин (1817–1903) находится в родстве с династией Романовых. Его старшая сестра Елизавета, ставшая графиней Сальяс де Турнемир, более известна как писательница Евгения Тур.

В Московском университете его студенческое сочинение удостаивается золотой медали. Он побеждал на джентльменских скачках, не служил, блистал в салонах, имел немало любовниц; всерьёз изучал философию, умело вёл хозяйство в своём поместье, писал обширный научно-философский труд (сгоревший при пожаре).

По мнению литературоведа Л. П. Гроссмана: «К Сухово-Кобылину применимы полностью слова, сказанные Толстым о его предке Фёдоре Американце, — это был человек необыкновенный, преступный и привлекательный». «Это был сложный, странный и до конца неразгаданный человек».

Привлекательный? Далеко не для всех. Незаурядный — несомненно. Преступный? Не доказано. Хотя…

Обыски, проведённые на квартирах Симон-Деманш и Сухово-Кобылина, дали неожиданные результаты. Никаких следов кровавого преступления в её квартире не обнаружили. А у Сухово-Кобылина во флигеле, в комнате, называемой залой, были видны многочисленные и частично стёртые или замытые кровавые пятна на стене, в сенях, на ступенях заднего крыльца.

Он объяснил их появление тем, что из соседнего помещения в комнату влетела обезглавленная поваром курица, ударившись о стену. Следы крови на заднем крыльце тоже, по его словам, от зарезанной птицы.

Следствие не сочло такое объяснение убедительным. Барина и его крепостных арестовали. Впрочем, для барина тюремное заключение было условным: он прогуливался по берегу Москвы-реки, купался, катался на лодке, обедал и принимал гостей у себя дома.

Через две недели дворовый Ефим Егоров признался, что он вместе с другими слугами совершил злодейство. Барыня, мол, их часто обижала, бранила и била, не платила денег, вот они вместе с кучером Галактионом Козьминым её душили, били утюгом, резали складным ножом Сухово-Кобылина. Однако на суде крестьяне отказались от своих показаний, якобы вырванных под пыткой. Квартальный надзиратель их кормил селёдкой и долго не давал пить; при допросах подтягивали на блоках к потолку, выворачивая руки. От крестьян требовали сознаться в убийстве. И поучали: надо говорить и следователям, и судьям одно и то же. А если изменят показания, то их опять сюда пришлют на новые пытки.

Вообще-то трудно поверить, что слуги пошли на страшное злодеяние по тем причинам, о которых они говорили. Во-первых, Симон-Деманш не была изуверкой, следов её истязаний на телах слуг не было. Во-вторых, слуги вовсе не бедствовали, находясь у неё на службе. В-третьих, они ни разу не жаловались на свою хозяйку барину. Сухово-Кобылин в суде показал: «Повар Егор Ефимов лишь оказывал ей услуги, получал вознаграждение и был доволен».

Тем не менее крестьян признали виновными в убийстве — отчасти потому, что выбор был невелик: либо они, либо Сухово-Кобылин. Других подозреваемых не оказалось.

Расследование, произведённое после суда, показало: осуждённых крестьян пытали. Кроме самооговора, не было никаких улик, обличающих в убийстве. По их словам на суде, они убили хозяйку в её спальне, а там не нашли следов преступления. Но на вопрос о том, не был ли убийцей их барин, они дружно отвечали категорическим отрицанием.

Дело в декабре 1852 года слушалось в Сенате. Генеральный прокурор министр юстиции В. Панин в письме Сенату признал, что на Сухово-Кобылина падает подозрение «если не в самом убийстве, то в принятии в оном более или менее непосредственного участия, а также подозрение в подготовке людей своих принять убийство на себя». Приговор суда был отменён. Квартального надзирателя судили и за пытки заключённых с целью вынудить ложное признание лишили прав, состояния и сослали в Сибирь.