Илья Бражнин - Сумка волшебника

Я сказал, что они удачно прибыли, потому что я собираюсь сегодня лететь на северо-запад в направлении Земли Франца-Иосифа. Прибывшие рассказали много о своей жизни. Пешее путешествие их ко мне было трудное — льды прибрежные местами очень неровные, у берегов открытая вода. Они принуждены были далеко отходить от берега.

Я начал собираться к отлёту. Проверил мотор. Пополнил баки бензином и маслом. Объяснил своим гостям, что лечу в направлении Земли Франца-Иосифа с заданием разведки — розыска людей экспедиции Седова, Русанова и Брусилова. Прилечу обратно через пять-шесть часов. Ответили, что будут меня ждать и желают видеть, как летают люди.

Вылетел я в направлении на северо-запад на острова Земли Франца-Иосифа. Куда ни кинешь глаз — картина одинаковая: ледяная пустыня смёрзшихся битых льдов. Поверхность неровная, негладкая: всюду торчащие льдины разной величины. Нигде не видно ровной поверхности, необходимой для посадки в случае нужды самолёта. Температура воздуха на высоте 1500 метров — 12—15 градусов мороза. После двух часов лёту вид ледяного пространства внизу не меняется, ледяная мрачная пустыня. Состояние моё — полное внимание. Я снаружи мёрзну. Бровям, глазам и лицу холодно. Видимость очень хорошая, видны острова Франца-Иосифа, два южных больших Вильчека и Белл, северо-западнее больше островков меньших, с верхушками — как белые шапки меховые. Меняю направление немного на запад и после часа полёта вижу хорошо два больших острова Георга и западнее — Александры. Второй остров больше первого. Следующие острова — мелкие, шапки белые.

Дальше на северо-запад пустыня торчащих смёрзшихся льдов. Посередине этой пустыни с юга на север, западнее и вдали от Земли Франца-Иосифа, ясно заметна тёмная полоса воды, как узкая ленточка. Мне делается всё холоднее, я мёрзну. Внизу по-прежнему ледяная пустыня. Никакой жизни не видно. По часам я лечу около трёх часов. Решаю возвратиться. Возвращение было менее напряжённо. Вслушиваюсь в работу двигателя и поглядываю на компас, следя правильность пути. Оглядывая поверхность льдов, представляю себе, как тяжело и трудно передвижение пешком для людей и экспедиций, которым приходилось идти в этих местах.

Раздумывая так и следя за курсом полёта и вслушиваясь в ритмичную работу двигателя, увидел вдали Новую Землю, место стоянки моего самолёта и ждущих па берегу людей с «Андромеды». Посадку сделал на лёд на месте вылета. Полёт мой к Земле Франца-Иосифа и обратно занял около шести часов. Ожидавшая меня команда моряков с «Андромеды» встретила меня с большим восторгом, видели первый раз, как человек летает на самолёте. Поздравлениям и похвалам не было конца. Поделились со мною своим продовольствием и ушли на юг по льду до парохода «Андромеда». Я снова остался сам со своим самолётом. Ян Иосифович Нагурский».

Так описывает Нагурский самый дальний и самый долгий свой полёт. Одна его длительность, невиданная по тем временам, могла составить гордость лётчика. Но Нагурский удивительно скромен в описании своём. Никаких гордых слов, никакой приподнятости в описании нет. Очень деловито, сдержанно, самыми простыми словами, в самой обыденной тональности рассказывает лётчик о своём славном, необыкновенном арктическом полёте.

Из этого описания может у читателя составиться впечатление, что никаких трудностей полёты в Арктике и не представляют.

Увы, это совсем не так. И полёты и вся жизнь Нагурского на Новой Земле возле самолёта — акт героический и свидетельство железной воли и мужества лётчика. Царское правительство и Гидрографическое управление, вынужденное под давлением общественности начать розыски пропавших экспедиций Седова, Брусилова и Русанова, организовало поисковую экспедицию скверно, небрежно, с преступной беспечностью.

Начальник её капитан Ислямов, шедший на одном из экспедиционных судов — «Герте», находил, например, что розыск пропавших экспедиций с помощью самолётов вообще пустая затея. Вместо того чтобы пробиваться вперёд сколько возможно дальше на север, с тем чтобы начать поиски пропавших экспедиций с воздуха с помощью самолёта, в тех местах, где эти экспедиции могли быть, Ислямов высадил лётчика и механика прямо на лёд пустынной Крестовой губы на Новой Земле, а сам на своём пароходе «Герта» ушёл к Земле Франца-Иосифа. При этом самонадеянный, беспардонный капитан первого ранга ни в какой степени не позаботился о том, чтобы должным образом обеспечить, устроить бросаемых им людей и хорошо снабдить всем необходимым.

Он нимало не думал о том, как будут жить в ледяной пустыне лётчик и механик — почти без продовольствия, без жилья, без укрытия от непогоды, без медикаментов, без всякого контакта с внешним миром, без всякой возможности в случае нужды к кому бы то ни было обратиться за помощью.

А как лётчик и механик вдвоём, почти без инструмента и совершенно без приборов, сумеют собрать самолёт, как поднимут вдвоём кабину с мотором, которая весит более двухсот килограммов, как лётчик сможет подняться на гидросамолёте, сидящем на поплавках, с неровного льда?

И вообще неизвестно было, сумеет ли летать самолёт, собранный в столь дико примитивных условиях. А что делать в случае необходимости перебазироваться? А если лётчику, летящему в одиночку, придётся садиться где-то в другом месте? Ведь у него нет никаких средств дать знать о месте своего нахождения.

Непонятно было, почему в помощь лётчику и механику не оставили ещё двух-трёх человек из судовой команды.

Я не могу передать даже вкратце всех мук и тягостей, какие пережили лётчик и механик, собирая самолёт, транспортируя его к берегу, когда ветер отогнал льды и сделал возможным старт машины с воды. Я не смогу пересказать историю жизни Нагурского и Кузнецова в Крестовой губе, его вынужденной перебазировки севернее, на Панкратьевы острова, его полётов в тумане, в снежную пургу без ориентиров и без приборов для слепого полёта.

Продукты и горючее скоро кончились, а вспомогательное судно «Андромеда», задержанное, очевидно, в пути льдами, не появлялось. Пришлось добывать пищу охотой, есть противную тюленину, пока не прибрёл к самолёту любопытствующий белый медведь, которого удалось застрелить.

В довершение всех бед заболел механик, и его пришлось переправить на подошедшую наконец «Андромеду».

И, несмотря ни на что, Нагурский с великолепной настойчивостью и мужеством продолжал свой поиск. Во время одного из трудных полётов, длившегося четыре часа пятьдесят две минуты, он обнаружил на острове Панкратьева вросшую в лёд избушку, в которой нашёл... Впрочем, пусть сам Нагурский расскажет о том, что он нашёл в этой затерянной среди ледяной пустыни избушке, к порогу которой он подступил вместе со своим механиком Евгением Кузнецовым.