Том Джелтен - Бакарди и долгая битва за Кубу. Биография идеи

Кутильяс работал с частичной занятостью в местном университете — преподавал химию, — согласился выполнить просьбу чиновника, и к нему пришел новый директор завода.

— Когда мы национализировали завод, все американские инженеры уволились, — пожаловался новый директор, — а у нас никто не знает, что делать.

Кутильяс сказал, что не знаком с технологическим процессом переработки руды, который применяли американские инженеры.

— Есть сотни вариантов, — объяснил он, — а у них наверняка были какие-то свои патентованные приемы.

— Неужели вы ничего не можете сделать? Хоть что-нибудь! — взмолился директор. — Наверное, они применяли какие-то кислоты или что-то в этом роде…

Когда оказалось, что раньше он работал помощником землемера, Кутильяс сказал, что ничем не может помочь.

Последствия национализации стали сказываться в «Compañía Ron Bacardi, S.A.» спустя несколько недель. Некоторые руководители и технический персонал оставались на работе, пока обдумывали следующий шаг. Андрес Йебра, новый директор компании, оказался более практичным, чем другие новые администраторы экспроприированных предприятий, и попросил большинство сотрудников «Бакарди» остаться на местах. Даже Даниэль Бакарди убеждал работников продолжать свое дело — несмотря на то, что его самого полностью отстранили от всякого руководства и принятия решений.

— Не тревожьтесь, мы все уладим, — говорил он. — Что-нибудь произойдет. Фидель поймет, что допустил ошибку, и все вернут назад, честное слово!

Среди работников «Бакарди», решивших на время остаться на своих местах, был кубинец английского происхождения Ричард Гарднер, руководивший пивоварней «Атуэй» в Сантьяго. Вскоре после национализации у Гарднера вышло столкновение с лидером профсоюза пивоварни, который требовал, чтобы Гарднер приставил двоих рабочих к станку, управляться с которым мог и один.

— Теперь здесь все принадлежит нам! — заявил профсоюзный деятель.

Гарднер ответил отказом.

— Неважно, кому принадлежит пивоварня, правительству или Бакарди, надо делать все как следует, — сказал он, — а этому станку нужен только один оператор.

Гарднер был уверен, что его уволят, однако Йебра неожиданно встал на его сторону. После того, как с Кубы уехали еще два крупных специалиста из пивоварен «Атуэй», Йебра повысил Гарднера в должности до мастера-пивовара и уговорил остаться, хотя прекрасно понимал, что Гарднер отнюдь не сторонник революции.

Это был судьбоносный момент. Фидель Кастро и другие лидеры революции относились к специалистам вроде Гарднера двояко. С одной стороны, они понимали, что стране нужны технические специалисты и профессионалы, иначе ее ждет коллапс. Если кто-то хотел покинуть Кубу, он должен был получить в отделе военной разведки permiso de salida — разрешение на выезд, — и тем кубинцам, которые обладали важными познаниями в своей области, получить такое разрешение было практически невозможно.

С другой стороны, образованные и высокопрофессиональные кубинцы считались политически неблагонадежными — они будто бы обладали «буржуазной», индивидуалистической ментальностью, и за это их часто высмеивали и оскорбляли.

Мануэль Хорхе Кутильяс решил, что хочет покинуть Кубу, однако в паспорте значилось, что он инженер, а значит, вызывает дополнительные вопросы. У второго сына Кутильяса был врожденный порок сердца, и Мануэль с женой очень хотели показать мальчика специалисту в США. Они попытались получить ограниченное разрешение на выезд с конкретной целью вывезти мальчика за границу на лечение. Когда Кутильясы явились в контору в Гаване за разрешениями, Мануэль обнаружил, что на его документе еще нет подписи. Армейский капитан, похоже, хотел еще что-то узнать.

— Сеньор Кутильяс, где вы работаете и почему хотите покинуть Кубу? — спросил он.

Кутильяс надеялся скрыть свою принадлежность к «Бакарди» и сказал, что преподает инженерную химию в Университете провинции Ориенте в Сантьяго и что они с женой хотят отвезти ребенка в США на консультацию кардиолога.

— Хорошо, — сказал капитан, — только вам нужно принести еще разрешение от ректора университета.

Кутильяс выругался про себя. Ректор университета был назначен совсем недавно и слыл пламенным сантьягским fidelista. Однако Кутильяс сохранил невозмутимый вид и заверил капитана, что съездит в Сантьяго и привезет письмо.

— Прекрасно, а пока оставьте паспорт у меня, — сказал капитан.

Выхода не было — Кутильясу пришлось отдать паспорт.

Жена Кутильяса Роза в это время ждала в машине — с двумя сыновьями и багажом, готовая ехать прямо в аэропорт. Когда Мануэль Хорхе подошел к машине, Роза по его лицу поняла, что разрешения он не получил.

— Этот парень только что доказал, что нам надо во что бы то ни стало уехать с Кубы, — сказал Мануэль Хорхе жене. — Нельзя оставаться в стране, где творятся подобные вещи.

Роза решила остаться на Кубе и дождаться, чтобы Мануэль Хорхе все-таки получил разрешение. Однако несколько дней спустя младший сынишка Кутильясов умер от сердечной болезни. Мануэль Хорхе отчаянно хотел уехать и отправил жену с оставшимся сыном в Майами, а после этого наладил контакт с оппозиционным подпольем, надеясь найти способ тайно покинуть остров. Это был бы рискованный шаг — всякого, кто пытался уехать из страны «нелегально» и был пойман, ждала тюрьма, а иногда и хуже. В конце концов Кутильясу удалось отплыть на судне с грузом рома, подлежащего выдержке, вместе с полудюжиной других недовольных кубинцев, не взяв в собой ничего, кроме того, что на нем было надето. После шести страшных дней в море эмигранты все-таки добрались до Майами.

Даниэль Бакарди несколько недель взвешивал свои перспективы, однако после печальной встречи с Виктором Шугом, своим давним единомышленником и близким другом, решил присоединиться к исходу. Даниэль видел, что его старые союзники в правительстве предали его, а родственники, с которыми он спорил по поводу Фиделя, отвернулись от него, и вместе с женой Грасиэлой и детьми уехал с Кубы, но не в Майами, а в Мадрид. Там он несколько месяцев провел в уединении, ни с кем не общаясь, а затем связался с Пепином Бошем и вернулся в ромовый бизнес. Его сестра Ана Мария Бакарди, которая была замужем за врачом по имени Адольфо Комас, уехала с Кубы примерно в то же время. Ее муж больше месяца уговаривал ее покинуть страну, а двух своих сыновей призывного возраста они отправили во Флориду, пока еще было можно. Однако Ана Мария очень любила своего брата Даниэля, придерживалась его точки зрения на Фиделя и отстаивала ее почти до конца. К тому моменту, когда она все-таки решилась на отъезд, те, кто хотел получить американскую визу, должны были пройти сквозь огонь и воду враждебности кубинских властей. Дочери-подростки Аны Марии Амелия и Марлена были вынуждены целую ночь простоять в очереди в американское посольство, слушая шуточки fidelistas, которых специально посылали оскорблять кубинцев, решивших уехать в США.