Андрей Венков - Атаман Войска Донского Платов

19 июля соединились.

На войне новобранец запоминает первый месяц день вдень, а затем чувства притупляются, страх исчезает.

С выходом платовского корпуса к 1-й армии Степка Кисляков к войне привык, да он и не видел ее настоящую, при атаманской канцелярии походной ездил. А чиновников, бывших при канцелярии, занимали и забавляли совсем иные дела.

Во-первых, это были дела донские. Их Платов решил одним махом.

— Где Денисов?

— Лечится на Минеральных Водах.

— Нашел время…

Чтоб не маячил здесь со своими военными талантами, предложил Платов назначить генерал-майора Денисова 6-го наказным атаманом и добился этого назначения. Полетело Денисову на Дон повеление принять Войсковую Канцелярию, собирать полки и слать их под Смоленск.

— Так. С одним делом покончено…

Теперь оставались дела более интересные, «великосветские».

Государь, растерявши друзей молодости и симпатии общества, больше прислушивался к немцам, чем к своим. Снова иноземцы входили в силу, и русская знать, помнившая мрачные бироновские времена, смотрела на чужаков с завистью, недоверием и злобой. «Русская партия» боролась с «немецкой». В штабах служаки-немцы поглядывали на русских с презрением. Позиции не сдавали. Некоторые из «немчуры» совсем глаза намозолили. Генерал-квартирмейстер Толь по самой природе своей был резок, лишен чуткости и такта. Полковник Вольцоген, человек исключительных знаний и выдающегося ума, кроме прочих достоинств имел «склонность к политике», а попросту — неумело интриговал, и неумелые наглые интриги, открытый расчет на известные русские слабости показывали, что русских Вольцоген считает дураками, отчего русские смотрели на него с суеверным страхом, как на злого гения Барклая. И в самом обрусевшем шотландце Барклае прежде всего видели немца. На флангах, на второстепенных направлениях французов били, а главная армия отступала, избегая боев, и это ставили в вину командующему и немцам. Без начальника штаба Ермолова, человека честолюбивого, пылкого и твердого, армия вообще не слушала б барклаевских приказов. Но и Ермолов играл свою игру…

Жаловался Барклай близким людям: «И тот, что должен мне быть правой рукою, происками у дворца ищет моего места, а дабы удобнее того достигнуть, возмущает моих подчиненных. Где он отличился? Только под Прейсиш-Эйлау в полковницком чине. И он хочет командовать армией!..»

Тут Барклай ошибался. Претендовать на командование армией при наличии в ней многих полных генералов и генерал-лейтенантов генерал-майор Ермолов не мог и был в этом отношении совершенно бескорыстен. Имел он разрешение писать напрямую царю, и в письмах этих предлагал поставить командующим Багратиона.

Багратион, старший по службе, справедливо претендовал на командование обеими армиями и, зная, что войска недовольны отступлением, еще на подходе, продираясь сквозь Бобруйские леса, заговорил о наступлении, упрекал 1-ю армию, что бежит без боя, грозил в отставку подать.

Под Смоленском, где армии соединились, борьба вспыхнула с новой силой. Багратион, отставший от Платова всего на один день, явился в ореоле новой славы. Единственный серьезный бой его армии с французами под Салтановкой возносился, как героический прорыв.

При сближении армий вожди обменялись любезностями и уверениями. Барклай просил прежние нелады предать забвению и обещал наступать, «дабы прогнать и опрокинуть» все, что за ним следует, то есть Наполеона. Вроде договорились. Но как коснулось дела, пошла русская армия вразнос.

Ермолов подбивал Багратиона писать царю, что, мол, надо наступать: «Пишите, Ваше Сиятельство, Бога ради, ради Отечества, пишите Государю». Багратион царю не писал, знал, что Барклай во всем, а значит, и здесь, царскую волю выполняет, а писал Барклаевым недоброжелателям — Растопчину, Чичагову, Аракчееву и другим влиятельным лицам. Требовал идти вперед, но сам, правда, особо не совался, ждал резерва из Москвы.

Барклай, равнодушный к опасностям, дороживший честью и добрым именем, тоже вперед не рвался. Он бледнел при мысли, что придется и дальше отступать без боя, ибо литовские леса кончились и пошла исконно русская земля, о чем солдатам говорила каждая береза у обочины, но, не веря в самого себя, он также бледнел при мысли о бесповоротном решении сразиться с превосходящим числом противника и взять на себя тяжелую ответственность за судьбу армии. Победы Багратиона и Платова над Жеромом… Велика важность!.. Два дерзких мальчишки, не имея сил побить драчливого и ловкого сверстника, отлупили его неумелого братца. А каково будет сразиться с самим Наполеоном?

— Всё, что я ни делаю и буду делать, есть последствие обдуманного плана и великих соображений, есть плод многолетних трудов, — говорил Барклай особо доверенным людям. — Теперь все хотят быть главными…

Платов, не выносивший, если сплетни, интриги и секреты — и без него (кто же интриганам добрый совет даст?), страшно всеми этими делами интересовался. И еще одно обстоятельство — прибежали к нему остававшиеся в 1-й армии верные казаки и пошептали на ухо, что французы тайком предлагают Дону от России отложиться и сулят признать Дон вольным государством, а они, казаки, не зная, чья возьмет, и какова будет платовская воля, отвечали пока уклончиво. Платов поусмехался, кивнул молча и казаков отпустил.

Ох, как много теперь от него зависело!

И то ли Ермолов его «накрутил», то ли еще Багратион, то ли сам себя возомнил незаменимым, но, встретившись с Барклаем, стал Платов грубить:

— Я никогда не надену более русского мундира, потому что он сделался позорным.

Твердо встал в один ряд с Ермоловым и Багратионом. Но казаки — это казаки, а русские — это русские. Багратион по дружбе рассказал Ермолову, как Платова «на поводке» держал, графским титулом поманил, а Ермолов, верный друг, еще кому-то. Так и до Барклая дошло…

Корпус платовский раздергали, три полка туда, три — сюда, три — еще черт-те куда. А за спиной Платова сел Барклай царю писать: «Генерал Платов в качестве командующего иррегулярными войсками облечен слишком высоким званием, которому не соответствует по недостатку благородства характера. Он эгоист и сделался крайним сибаритом. Его казаки, будучи действительно храбрыми, под его начальством не отвечают тому, чем они должны были быть… При этих обстоятельствах было бы счастьем для армии, если бы Ваше Императорское Величество соблаговолили найти благовидный предлог, чтобы удалить его из нее. Таковым могло бы быть формирование новых войск на Дону или набор полков на Кавказе, с пожалованием ему титула графа, к чему он стремится больше всего на свете. Его бездеятельность такова, что мне приходится постоянно держать одного из моих адъютантов при нем или на его аванпостах, чтобы добиться исполнения предписанного.