Геннадий Прашкевич - Брэдбери

«Недолго думая Дуг и тут, на кладбище, принялся выводить мелом на могильных плитах: Чарли… Том… Пит… Бо… Уилл… Сэм… Генри… Ральф… А потом отошел в сторонку, чтобы каждый мог найти себя на мраморной поверхности, в осыпающейся меловой пыли, под ветвями, сквозь которые летело время…

— Нет, ни за что не умру! — заплакал Уилл. — Я буду драться.

— Скелеты не дерутся, — беспощадно возразил Дуглас. И глядя, как, заливаясь слезами, Уилл стирает мел с мрамора, добавил: — Учтите, в школе нам обязательно будут твердить: вот здесь у вас сердце, и с ним всегда может случиться ужасный инфаркт! Будут трендеть про всякие вирусы, которые нам даже увидеть нельзя! Будут командовать: прыгни с крыши, или зарежь человека, или просто ложись и умирай…

Уходящее солнце теребило слабыми пальцами последних лучей необъятный кладбищенский луг. В воздухе уже мельтешили ночные бабочки, а журчание кладбищенского ручья рождало лунно-холодные мысли и вздохи. Тогда Дуглас вполголоса закончил:

— Сами подумайте, кому охота лежать в земле? Там и жестянку-то не пнешь. Лежишь себе и лежишь. Вам это надо?

— Скажешь тоже, Дуг!

— Тогда давайте бороться! Мы же видим, чего от нас хотят взрослые: расти, дескать, учись врать, мошенничать, воровать. Война? Отлично! Убийство? Еще лучше! Говорю вам, никогда уже всем нам не будет так классно, как сейчас. Вот вырастешь и непременно станешь грабителем и поймаешь чужую пулю, или того хуже: заставят тебя ходить в пиджаке, при галстуке, да еще и сунут за решетку Первого национального банка! Так что для нас остается только один выход — остановиться и не выходить из нашего возраста. Никогда! А то вырастешь и на тебе — уже надо жениться, чтобы каждый день скандалы закатывали! — И посмотрел на мальчиков: — Сказать, как от всего этого спастись?

— Валяй! — кивнул Чарли.

— А вот так, — начал Дуг. — Для начала прикажите своему организму: эй, кости, а ну, чтобы ни дюйма больше! Замрите! Никакого роста! И вот еще что. Хозяин этого кладбища — Квотермейн. Так его звать. Ему только на руку, если мы все здесь поскорее поляжем в землю — и ты, и ты, и ты! Но у него не получится. Мы его достанем. И всех прочих стариканов, которые заправляют сейчас в городе, достанем! Сами знаете, до хеллоуина осталось всего ничего, но мы даже и праздника ждать не будем! Или вы все хотите стать стариками? — Он посмотрел на мальчиков. — Знаете, что с ними, с этими стариками произошло? Ведь все они когда-то тоже были молодыми, но лет этак в тридцать или в сорок начали жевать табак, а от этого пропитались слизью и не успели оглянуться, как слизь клейкая, тягучая стала выходить наружу харкотиной, обволокла их с головы до ног. Сами знаете, во что они превратились: точь-в-точь гусеницы в коконах, кожа задубела, молодые парни превратились в сплошное старичье, им самим уже никак не выбраться из этой коросты, точно вам говорю. Старики все на одно лицо. Вот и получается: коптит небо такой старый хрен, а внутри у него томится молодой парень. Может, конечно, кожа со временем растрескается, и старик выпустит молодого парня на волю, но тот все равно уже никогда не станет по-настоящему молодым: получится из него так себе бабочка “мертвая голова”; никогда молодым не выйти из липкого кокона, только и будут всю жизнь на что-то надеяться…»179

И вообще, заканчивает Дуг, единственное, что умеют по-настоящему делать эти старики — терпеливо дождаться, когда мальчикам исполнится девятнадцать, чтобы тут же всем скопом отправить их на войну…

Какое печальное открытие, какая грустная мысль!

«Коптит небо такой старый хрен, а внутри у него томится молодой парень…»

И какой острый, какой с годами не ослабевающий интерес к себе самому — юному.

Кстати, в книге Джонатана Р. Эллера «Начинается Рей Брэдбери» («Becoming Ray Bradbury»)180 есть такие слова: «В 2007 году на раннем варианте этой моей книги Брэдбери нацарапал загадочное примечание, обращенное, видимо, к самому себе: “Р. Б., к счастью, не знает, что я прячусь в его теле и гляжу его глазами”…»

Но, может, и знал…

Знаменитый писатель Рей Дуглас Брэдбери умер в Лос-Анджелесе 5 июня 2012 года на девяносто втором году жизни.

Весть эта мгновенно облетела множество стран.

Я ехал в поезде, когда по мобильной связи до меня дозвонились из Российского информационного агентства «Новости». Понятно, вопрос был: как вы относились к умершему писателю, что думаете о его книгах?

А как я относился? Конечно, прекрасно относился!

Вот коптил лос-анджелесское небо какой-то там прекрасный чудаковатый «старый хрен» и томился от ужасной невозможности поскорее выпустить из себя некоего такого же прекрасного молодого парня, в свою очередь томившегося от жадного нетерпения с восхищенными слезами на глазах поскорее, ну, поскорее увидеть зеленые склоны волшебного уокиганского оврага…

И время пришло.

И «старый хрен» выпустил парня.

И нам теперь остается еще более внимательно прислушиваться к его словам.

«Люди часто меня спрашивали, — сказал Брэдбери однажды, прислушиваясь, наверное, к себе самому или к тому молодому парню в себе, — почему я пишу научную фантастику, почему я не занимаюсь чем-нибудь другим? Ну, знаете, это известный вопрос. Почему, например, я не играю на арфе или на трубе вместо этого? Да потому, отвечаю я, что никогда не хотел играть на трубе. Это скучно. А писать — всегда весело. Некоторые, может быть, думают: “О боже, как это тяжело — писать!” А это совсем не тяжело. Это весело».181

«— Меня часто спрашивают, — сказал Брэдбери в 2005 году корреспонденту журнала «Forbes», — почему человек не заселил Марс к нынешнему году, как я когда-то указывал в своих “Марсианских хрониках”? Думаю, во многом потому, что после нашего успешного путешествия на Луну кто-то изобрел космический шаттл, а это такое занудство! Вот теперь Международная космическая станция летает над нами на высоте всего-то там каких-то трехсот миль. А это совершенно не интересно, Чтобы полететь на далекий Марс, нужна хорошая техническая база на Луне. Прежде всего хорошая техническая база на Луне. Так что, боюсь, на Марс теперь попадут только после моей смерти.

— Где вам лучше всего работается?

— Лос-Анджелес — вот лучшее место для писателя, потому что только здесь вам дают полную свободу. Здесь ничто и никто вам не мешает. Здесь нет такого интеллектуального снобизма, как в Нью-Йорке, и никто не учит, что и как вы должны делать. Правда, есть на Земле еще одно замечательное место (далекое, к сожалению) — Париж, вот там каждый квартал вдохновляет.