Эльдар Рязанов - Евгений Игоревич Новицкий
Через несколько месяцев после смерти Нины Рязанов набрался силы и храбрости, позвонил Абайдуллиной — и предложил встретиться. Оба были одиноки: он имел дочь, она — двоих сыновей. Ему было 66 лет, ей — 54 года. Они соединились сперва в гражданском, а вскоре в законном браке — и были счастливы вместе более двадцати лет, до самой кончины Эльдара Александровича.
Виктория Токарева пишет: «Сексуальный тип Эльдара — Анни Жирардо. Ему нравились женщины худые и очень худые. Можно понять: толстые тяготеют к своей противоположности.
Эмма была худая, с прекрасной фигурой, ничего лишнего. Она рано поседела и не красилась. Седые волосы, молодое лицо. <…>
Он не тянул резину, не проверял своих чувств. Это было другое время и другая реальность. Эльдар остался один с разорванным сердцем. Он тонул, и ему нужен был спасательный круг.
И Эмме тоже нужен был спасательный круг, и она за него уцепилась».
В ноябре 1994 года Василий Катанян сделал в дневнике две записи, касающиеся Рязанова и его новой подруги жизни. Первая: «Элик не пришел в себя, но в романе с одной дамой. Он говорит, что не в силах жить один, он не умеет этого, он погибает от тоски и одиночества, что всю жизнь с ним рядом была женщина — сначала одна, потом другая — и жить одному ему невыносимо. Так это и есть. Мы еще не видели эту женщину. Но он переменился, и мы рады за него. Он пока не афиширует этого, чтобы не травмировать окружающих мещан и ханжей. Со временем же все встанет на свои места, это дело естественное — „природа не любит пустот“, как сказал поэт. И мертвым нельзя изменить…»
И вторая запись: «Познакомились с новой пассией Элика — Эммой. Произвела на нас хорошее впечатление и понравилась. Он очень влюблен — жизнь подарила ему еще одну радость взамен огромного горя».
Этого же мнения об Эмме Абайдуллиной Катанян и его супруга Инна будут придерживаться и в дальнейшем. В январе 1995 года Василий Васильевич запишет: «Элик чувствует себя неважно, обмен веществ, другие недомогания… Много ездит с выступлениями. Если бы не Эмма, он загнулся бы. Нам она нравится (но главное, что она нравится ему). Она с легким характером, контактная, образованная — пытается отучить Элика от его любимых блатных песен и водит в консерваторию, ибо она хорошо знает классику. Когда я на другой день спрашиваю Рязанова, как вчера был фа-диез, он меня ставит на место — „это был до-диез, балда!“ Возможно».
«Такое взаимопонимание, как у Эммы с Эльдаром, между мужем и женой бывает нечасто! Во всем, даже в мелочах! — рассказывала Клара Лучко, в последние годы жизни близко дружившая с обоими супругами. — Например, Рязанов вообще-то очень любит поесть, но, очевидно, они с женой договорились, что он будет худеть. И я помню, какими страдальческими глазами он, садясь за стол, смотрел на жену, дескать, можно ли это ему съесть. Она отрицательно качнет головой — он опускал глаза и не ел. И я вижу, что за последние годы он похудел, помолодел, у него блестят глаза, легкая походка…»
В 1995 году Рязанову попала в руки заявка на сценарий лирической комедии, направленная на «Мосфильм» не самым известным кинодраматургом Алексеем Тиммом. Эльдар Александрович в то время и сам подумывал о том, что недурно бы вернуться к своему коронному жанру «городской сказки», и в заявке Тимма он разглядел потенциал для создания именно такой картины.
Тимм и Рязанов познакомились, сразу прониклись друг к другу симпатией — и летом 1995 года засели за сценарий, который далеко не сразу обрел свое окончательное название «Привет, дуралеи!». Да и сам процесс написания сопровождался мучительными поисками — Рязанов по привычке, приобретенной в сотрудничестве с Брагинским, не раз и не два призывал соавтора к кардинальной переделке всего сценария, удовлетворившись в итоге лишь пятым вариантом текста.
Главный герой (и главный дуралей) сценария/киноповести — сорокалетний бывший филолог Юрий Каблуков, в пореформенной России вынужденный зарабатывать мойкой московских памятников и по толком необъясненным причинам любящий ночевать на крыше, откуда периодически чуть не сваливается (в финале фильма это все-таки происходит).
«Первоначально это был люмпенизированный тип, — рассказывал о персонаже Алексей Тимм. — У меня есть такие друзья, филологи и кандидаты наук, они занимаются чем угодно или ничем не занимаются, медленно скатываются. Так и было в заявке — „принадлежит к поколению, которое бурно приветствовало перестройку, но не вписалось ни в какие ветры перемен“, — такой был образ. Но тут режиссер сказал: „Я исчерпал свой лимит люмпенов в фильме ‘Небеса обетованные’, и я люблю учителей, врачей и т. д.“. То есть мы облагородили всех героев и значительно усложнили историю. Если первоначальный замысел был очень локален, прост — такой настроенческий фильм, то сейчас это превратилось в сценарий полифонической комедии с несколькими параллельными линиями, с усложненными характерами и взаимоотношениями».
Неизвестно, шло это от Тимма или от Рязанова, но ключевая коллизия «Дуралеев» вновь была фантастической. После инопланетных гостей в «Небесах обетованных» и посланцев из других измерений в «Предсказании» Эльдар Александрович обратил свой взор на переселяющиеся души. И если то же «Предсказание» начиналось с правдивых пророчеств цыганки, то прологом к «Дуралеям» стал вещий сон Юрия Каблукова, который в прошлой жизни был обрусевшим французским офтальмологом Огюстом Деруленом.
Во время Октябрьской революции ожидающий экспроприации Дерулен прячет жестяную банку с драгоценностями в замаскированный сейф в одной из гипсовых кариатид, украшающих его роскошную московскую квартиру. И когда в дверь уже рвется отряд революционных матросов, Дерулен успевает снять с запястья своей супруги Полины бриллиантовый браслет и спрятать его в ступне той же кариатиды.
Озадаченный этим сном Каблуков в тот же день знакомится с бывшей библиотекаршей Ксенией Засыпкиной, ныне работающей в книжном лотке и делящей кров с псом Портосом. Выясняется, что окулист Огюст Дерулен был ее дедушкой, профессиональные навыки которого очень не помешали бы сегодня внучке. У спотыкающейся на каждом шагу Ксении не просто крайне плохо со зрением — ей вскорости грозит полная слепота, а спасти глаза можно лишь посредством дорогостоящей операции.
Первоначальная стадия молниеносно завязывающегося романа между Юрием и Ксенией сопровождается мнительностью первого и напористостью второй (такого расклада в фильмах Рязанова еще не было):
«Не прерывая поцелуя, они присели на тахту, а потом вытянулись на ней. Но вдруг Каблуков забарахтался, как утопающий, вырвался, вскочил и шарахнулся
