Генрих V - Кристофер Оллманд
Казнь Бэдби через сожжение должна была засвидетельствовать "высокая комиссия", включая некоторых епископов, которые присутствовали на его суде и осуждении. Также присутствовал принц, чье присутствие было зафиксировано в современных записях, и чьи мотивы стали предметом пристального изучения в недавних исторических трудах. Почему он был там? Что должно было означать его присутствие при последних минутах жизни Бэдби? Следует напомнить, что это был лишь второй смертный приговор за ересь, вынесенный в Англии, и что, как следствие, не было реального прецедента относительно того, кто должен был быть свидетелем казни, тем более что казнь Уильяма Соутри (в 1401 году) была проведена в спешке до принятия статута De Heretico Comburendo. Поэтому вполне вероятно, что присутствие принца было задумано как акт поддержки Церкви в ее решительной борьбе с ересью, и что его следует рассматривать в свете его вероятного несогласия с вдохновленными лоллардами планами лишения сана, которые обсуждались всего несколькими неделями ранее. Его присутствие также должно было показать, что светская власть теперь берет на себя контроль в решении вопроса о том, кто будет сожжен за ересь. В конкретных обстоятельствах того дня казнь за ересь показала бы, на какой позиции стоит принц в вопросе защиты традиционной религии; она также рассматривалась бы как акт, за который светская власть несет окончательную ответственность. Короче говоря, это было утверждение авторитета светской власти над ее духовным коллегой.
Вопрос присутствия принца — это одно. Другое дело, как он отреагировал на сожжение Бэдби. Жертву поместили в бочку и разожгли под ней костер (от жары и дыма он быстро потерял бы сознание), когда принц вдруг приказал потушить огонь: он хотел поговорить с Бэдби. Он так и сделал, призвав его использовать эту возможность, чтобы спасти свою жизнь, и предложив ему ежедневное содержание в 3 пенса, если он отречется. Бэдби отверг эти предложения, огонь был разожжен вновь, и казнь продолжалась до предначертанного конца. Что пытался сделать принц? Пытался ли он перехватить внимание у Арундела, своего политического "соперника", которого он сменил на посту главы правительства всего три месяца назад? Надеялся ли он убедить Бэдби отказаться от своих слов, когда Арундел не смог этого сделать? Возможна любая из этих причин, но ни одна из них не является вероятной. Мы не можем точно сказать. Однако одно было очевидно. Пока принц стоял во главе правительства, можно было ожидать твердых, действительно суровых действий против тех, кто осмеливался раскачивать государственный корабль, особенно если их преступление было "духовным" — ересь. С этого момента его позиция была ясна.
Это видно по тому, как принц отреагировал на попытки архиепископа Арундела очистить Оксфордский университет от того, что он считал оставшейся поддержкой ереси виклифитов. Пятнадцатью годами ранее, в 1395 году, университет получил от тогдашнего Папы Бонифация IX буллу, освобождавшую его от церковной юрисдикции. Два года спустя, когда Арундел уже находился в Кентербери, Ричард II согласился с тем, что архиепископ имеет право посетить университет, и, несмотря на буллу Бонифация, именно так он и поступил. Автократичный по своей природе, Арундел считал своим долгом искоренить последние непокорные остатки еретической доктрины в учреждении, которое было его альма матер. В ноябре 1407 года в Оксфорде были опубликованы конституции, регулирующие проповедь, и с целью их изгнания были предприняты шаги по регулярному опросу академического сообщества о тех, кто мог придерживаться развращающих мнений. Эти шаги, как оказалось, были оправданы. В предыдущем году, вероятно, в тот момент, когда в Лондоне заседал парламент, глава колледжа Сент-Эдмунд-Холл, в Оксфорде Уильям, Тейлор проповедовал с общественной кафедры Креста Святого Павла в поддержку взглядов Уиклифа о том, что духовенство должно быть лишено преимущества мирских владений; позже в том же году Питер Пейн, один из его преемников на посту главы колледжа, написал письмо скрепленное печатью университета сторонникам Яна Гуса в Праге, соглашаясь с их взглядами, которые, как было сказано, были одобрены англичанами в Оксфорде и других местах.
Именно энергию последних сторонников Уиклифа Арундел хотел подавить. В 1409 году он издал новые конституции, направленные на ограничение религиозных споров, запретив переводить Библию на английский язык иначе, чем с одобрения епископа. Пытаясь провести эти меры в жизнь, он столкнулся с Ричардом Куртене, канцлером университета и закадычным другом принца, к которому Куртене и обратился. Куртене хотел сделать все возможное для своего университета, и он не облегчил задачу Арундела, однажды запретив ему и его последователям входить в церковь Святой Марии. Спор стал скорее принципиальным вопросом о праве на посещение университета архиепископом, чем о пресечении ереси на корню. Теперь дело дошло до окончательного решения перед королем, который в сентябре 1411 года принял решение в пользу Арундела. Права архиепископа были признаны, Куртене был низложен, а университет должен был просить у церкви официального помилования. Однако вскоре Куртене был восстановлен в должности: вероятно, компромисс был достигнут с помощью принца,[948] который весной 1413 года назначил его на вакантную кафедру епископа Норвича.
* * *К тому времени принц сменил своего отца на посту короля. Чтобы оценить ситуацию, стоит задаться вопросом, какие проблемы представляла собой лоллардия для нового короля. Это была проблема веры или доктрины, или, как считали ее противники, ереси. Лолларды, как мы уже видели, не имели единого набора убеждений: как отдельные люди, они не соглашались с определенными частями церковной доктрины, в зависимости от своих склонностей. Были и такие (трагические примеры — Соутри и Бэдби), кто отрицал центральный догмат церковного учения — превращение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову, явное нападение на священническую власть, передаваемую священнику епископом. Это было достаточно плохо. Но еще опаснее было то, что в сознании людей, согласных с Джоном Бэдби, традиционная власть священника была вытеснена другой — учением о священстве всех верующих, которое не только бросало вызов общепринятой доктрине, но и высмеивало церковную иерархию и, в конечном итоге, епископальную (и даже папскую) власть и авторитет. Внешне, утверждали они, ни один человек не лучше другого; только Бог может отличить их друг от друга, поскольку только Он может знать, находятся ли они в Его благодати или нет. Авторитету Церкви был нанесен серьезный удар.
Для хранителя традиционного учения Церкви (будь то священник, епископ или король) ересь, связанная с отказом от одного или нескольких таинств, была наихудшим видом: она имела последствия в загробном мире. Для мирянина социальные последствия такого учения
