Валентина Мирошникова - 50 знаменитых чудаков

«Побеждая повсюду и во всю жизнь вашу врагов Отечества, – писал Павел I к Суворову, – не достало вам еще одного рода славы: преодолеть самую природу; но вы и над нею одержали ныне верх. Поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистию против вас вооруженных. Ныне, награждая вас по мере признательности Моей, и ставя на вышний степень, чести и геройству предоставленный, уверен, что возвожу на оный знаменитейшаго Полководца сего и других веков». 28 октября 1799 года за переход через Альпы Суворов получил звание генералиссимуса всех российских войск. «Это много для другого, – сказал тогда император графу Ростопчину, – а Суворову мало: ему быть Ангелом», – и велел изготовить бронзовую статую полководца для украшения столицы, в память его подвигов.

А сам Суворов по дороге в Россию, в Кракове, заболел «фликтеною – сыпь и водяные пузыри покрыли все тело его». Он поспешил в свое Кобринское имение и там слег в постель. Через некоторое время Суворов стал выздоравливать и большую часть времени, по случаю наступившего тогда Великого поста, проводил в молитвах. Иногда он предавался мечтаниям о новой кампании, диктовал ответы на письма знаменитых особ и готовился к торжественному въезду в Петербург. Наконец доктор позволил ему отправиться в дорогу, но при выезде из Вильно болезнь вдруг усилилась, и поэтому генералиссимус пожелал въехать в столицу вечером, дабы избежать участия в торжествах.

Тщетны были старания врачей – болезнь день ото дня прогрессировала. Величайший полководец всех времен и народов скончался 6 мая 1800 года, а на третий день после кончины народ проводил останки Суворова до Александре-Невской лавры, где они были погребены в церкви Благовещения, около левого клироса. Император, окруженный блистательной свитой, ожидал печальное шествие у Публичной библиотеки и, по приближении гроба, снял шляпу, низко и почтительно поклонился праху знаменитого мужа, который прославил его царствование.

Ушел человек, посвятивший всю жизнь ратному делу. Суворов не раз был ранен в боях, знал, что такое война, и говорил, что война – зло. Чтобы противостоять злу, чтобы защитить родину, надо уметь воевать. Суворов создал самую совершенную для своего времени систему обучения и воспитания солдат – знаменитую солдатскую памятку, прозванную «Наукой побеждать». Тактика Суворова состояла в трех словах: «быстрота, глазомер, натиск». «Ошибки великих полководцев поучительны, – говорил он. – За ученого дают трех неученых. Нам мало трех! Давай нам шесть, давай нам десять на одного… всех побьем, повалим, в полон возьмем. Береги пулю на три дни, а иногда и на целую кампанию, когда негде взять. Стреляй редко да метко – штыком коли крепко. Пуля обмишулится, а штык не обмишулится; пуля дура, штык молодец». Он не терпел оборонительной войны. «Неприятель думает, что ты за сто, за двести верст, – говорил генералиссимус, – а ты, удвоив, утроив шаг богатырский, нагрянь на него быстро, внезапно. Неприятель поет, гуляет, ждет тебя с чистого поля, а ты из-за гор крутых, из-за лесов дремучих налети на него, как снег на голову. Рази, стесни, опрокинь, бей, гони, не давай опомниться: кто испуган, тот побежден вполовину. У страха глаза большие, один за десятерых покажется».

В памяти народной Александр Васильевич был и остается любимым героем, высоким примером служения русским святыням. Вера народа в то, что легендарный защитник Отечества не умер, а лишь заснул до поры, подчеркивается его официальным формуляром. Как известно, все умершие военнослужащие приказом по ведомству исключаются из списков части. Относительно Суворова такой приказ не был отдан.

Но не только военные подвиги привлекали к Суворову и людей света, и солдатские массы. О его чудачествах и «клоунских» подвигах говорили не меньше, и это упрочивало славу полководца. В солдатских кругах – славу «заговоренного», непобедимого колдуна; в офицерстве и высшем свете – славу «замечательного оригинала». Показательным примером может быть мифологизированная биография Суворова. В построении идеализированного мифа о себе самом Суворов отчетливо ориентировался на образы Плутарха, и в первую очередь – на Цезаря. Этот высокий образ, однако, мог – в письмах к дочери или в обращении к солдатам – заменяться фигурой русского богатыря (в письмах к дочери – известной «Суворочке» – стилизованные описания боевых действий разительно напоминают сказочные трансформации боевых действий в сознании капитана Тушина из «Войны и мира», заставляя предполагать знакомство Толстого с этим источником).

Суворов-Цезарь, Суворов-богатырь и Суворов-шут – все эти ипостаси легендарного героя встречаются в анекдотах, записанных Фуксом или другим суворовским мифологом с чьих-то слов или известных по мемуарам. В некоторых анекдотах Суворов лично объясняет причины своего легендарного чудачества. Известен следующий монолог Суворова, включенный в сборник «Анекдоты князя Италийского…», изданный Е. Б. Фуксом: «Хотите ли меня знать? Я вам себя раскрою: меня хвалили цари, любили воины, друзья мне удивлялись, ненавистники меня поносили, при дворе надо мною смеялись. Я бывал при дворе, но не придворным, а Эзопом, Лафонтеном: шутками и звериным языком говорил правду. Подобно шуту Балакиреву, который был при Петре Первом и благодетельствовал России, кривлялся я и корчился. Я пел петухом, пробуждал сонливых, утомлял буйных врагов Отечества». Каждый биограф Суворова тайком мечтал о том, чтобы историческая достоверность этого монолога подтвердилась документально. Но легенда не нуждается в документальном подтверждении; важно, что таким – по-рыцарски преданным Отечеству и Истине – Суворова запомнили соотечественники.

Анекдоты о Суворове на свой лад пересказали всю жизнь полководца – от демосфеновских легенд о преодолении физической немощи в детстве до легенды о похоронах Суворова с крылатым: «Суворов везде проходил!». В анекдотах Суворов прожил свою вторую жизнь; в них преломилась и встреча Суворова-подростка с генералом Ганнибалом, и первые громкие подвиги в Польше, и полные самой многозначительной символики отношения Суворова с матушкой императрицей. Хорош был полководец в сражениях, неповторим в придворной жизни. Во дворце он играл роль оригинала и чудака, некоторые шутки Суворова императрице были неприятны, но она высоко ценила природный юмор графа.

По апокрифическим свидетельствам, Суворов имел обыкновение на поле брани подзадоривать солдат непечатным словцом и солеными шутками. Другим был он в частной жизни: современников удивляло строгое отношение Суворова к браку и неверности, к злословию, к чревоугодию. Полководец оставался верным прежним, тесно связанным с Церковью, установкам, в «светски просвещенном» и отнюдь не невинном XVIII веке. Суворов бывал в большой моде, но казался старомодным. Старомодная добродетельность графа Суворова и его истинная приверженность христианской вере стали одними из причин возникновения мифа о Суворове как о полупомешанном чудаке. Его добродетельность казалась странной. Сам он о себе говорил: «О, родись я Цезарем, я был бы горд, как он, но удержался бы от его пороков».