Мария Беллончи - Лукреция Борджиа. Эпоха и жизнь блестящей обольстительницы

Такая просьба могла бы показаться невероятной, если бы не письмо, датированное 23 января 1511 года, в котором откровенно изложено это требование. После заверений личного консультанта папы, архидьякона Габбионетты, что, если Альфонсо д'Эсте схватят на территории Мантуи, его немедленно передадут папе, Гонзага еще раз обратился с просьбой, чтобы было проявлено максимальное снисхождение к «герцогине, бывшей Феррарской [папа заявил, что лишает Альфонсо титула]. В наших силах обеспечить ее безопасность, поскольку только она одна среди всех наших родственников поддержала нас, когда мы находились в плену в Венеции, а это обязывает нас проявить благодарность; никто не проявил к нам такого сострадания, как эта бедная девочка». Гонзага сгорает в нетерпеливом ожидании своей «бедной девочки». (Из этого письма и стало известно, что Лукреция поддерживала Гонзага во время его заточения в Венеции.)

Папа, вероятно, пообещал Лукрецию маркизу или дал понять, что согласен, поскольку Франческо начал приводить в порядок апартаменты во дворце, у церкви Сан-Себастьяно. Он подбирал картины, ковры и мебель, и о каждом приобретении сообщал Лукреции. Только не подумайте, что он намекал на обстоятельства, связанные с этими приготовлениями, конечно же нет, он просто описывал ей ту обстановку, которую она увидит, приехав к нему. Ведь дом оборудован специально для нее. «Позвольте нам надеяться, что после всех треволнений нам удастся вместе наслаждаться всем этим», – с благодарностью отвечала Лукреция. Маркиз мечтал, когда в этой комнате, под потолком, изображающим небо, после долгих разговоров, он, спаситель, наконец-то склонится над своей возлюбленной. Теперь его жизнь наполнилась до краев, и казалось, что уже нет места никаким желаниям. Где-то далеко шли бои, а Франческо Гонзага часами наблюдал за работой художников и декораторов, украшавших апартаменты. И когда мастера развернули разноцветные гобелены, в которых превалировали любимые Лукрецией коричневые тона, в памяти всплыла изысканная строчка Никколо да Корреджо, которая, казалось, написана специально для того, чтобы объяснить ему и Лукреции значение цвета и их дружбы:

Е chi veste morel secreto sia…

Непостижимы те, кто носит этот цвет коричневый…

Лето подошло к концу. Тяжело заболел Юлий II, что тут же отразилось на военных действиях, уже нет прежнего воодушевления. Воспользовавшись этим обстоятельством, Лукреция едет на воды в Реджио поправить здоровье. Вероятно, воды были просто удобным предлогом, на самом деле она надеялась повидаться с маркизом, приехавшим из Боргофорте. Реджио означало надежду, и нежная природа рождала неясные предчувствия: что-то может произойти, но что? Если в непривычный час хлопала дверь, она бледнела и воображала, что это прискакал с севера всадник. Лукреция настолько любила Реджио, что 4 октября 1511 года, хотя уже закончилась эпидемия чумы, она отправила письмо в Остеллато, где в это время охотился Альфонсо, с просьбой разрешить ей остаться в Реджио и прислать туда детей Эрколе и Ипполито (он родился в 1509 году). «Дети останутся тут, такова воля хозяина», – последовал ответ Проспери. Папа выздоравливает, а значит, скоро возобновятся военные действия; мальчикам д'Эсте лучше оставаться в замке. Лукреция возвращается в Феррару, куда понаехало много новых знаменитостей и царит веселое оживление.

Теперь, когда герцогиня хорошо отдохнула и чувствует себя совершенно здоровой, она готова вернуться к прежней жизни. С помощью маэстро Джерардо и маэстро Бартоломео она изобретает «неслыханные» фасоны; уроки Эрколе Строцци не прошли даром, у Лукреции развился отменный вкус. Она устраивает бесконечные балы и вечеринки с пением, танцами, играми. Пока жена веселится, Альфонсо, вооруженный только жезлом, предприняв атаку против войск понтифика при Ла-Бастиде, добивается победы, после которой его сравнивали с Геркулесом, вооруженным дубиной. По возвращении в Феррару ему пришлось сбрить волосы из-за ранения в голову, и не только двор, но даже весь город были больше захвачены разговорами о бритой голове, чем о доблести герцога. Подражая герцогу, некоторые придворные тоже обрили голову, и девушки не могли без смеха смотреть на эту «бритую компанию». А вот кардинал д'Эсте вернулся в Феррару с бородой, которая вызвала обсуждение даже при дворе в Мантуе и невероятно забавляла Изабеллу. Ее шутки не произвели никакого впечатления на высокомерного кардинала. «Ваша Светлость [Изабелла], – отвечает Ипполито, – должна запомнить, что мне никто не может быть указчиком». Однако эта маленькая размолвка не помешала кардиналу заручиться поддержкой сестры, чтобы вернуть часть своего имущества, оказавшегося в руках врага, и главное, флейты, «поскольку они обладают превосходными качествами, и мне было бы больно потерять их». Язык не повернется сказать, что жизнь при дворе была тусклой и безрадостной; все эти новые прически, наряды, шутки, любовные романы, праздники, флейты, виолы, ужины на открытом воздухе и дурачества клоунов занимали вни-мание всего герцогского двора. Лаура Гонзага и Лукреция д'Эсте проехали через Феррару по пути в Болонью и были встречены просто по-королевски. Народ приветствовал их, распевая песни, сочиненные специально по этому случаю:

II Papa se sognache volendo Ferraraperdera Bologna.

Папе следовало знать:Хочешь Феррару получить,Придется с Болоньей расстаться.

Французы, сновавшие туда-сюда через Альпы с сообщениями о последних военных новостях и рассказами о феррарских праздниках, с таким восхищением говорили о герцогине, что пробудили любопытство королевы Анны Французской и она захотела увидеть Лукрецию. Итак, после окончания войны планировалось нанести визит во Францию. Первой, кто узнал об этом, была Изабелла. Она засыпала Альфонсо вопросами: так ли это на самом деле, когда они поедут, каким путем, кого они возьмут с собой и так далее. Альфонсо ответил наилучшим образом, заявив, что она узнает обо всем в свое время. Правда, уже стали известны имена придворных дам, которые будут сопровождать Лукрецию в этой поездке, среди них были Кассандра и Джеронима, жена доктора Людовико Боначчьоло. Доктор входил в число тех, кто сопровождал Лукрецию, когда она впервые прибыла в Феррару из Рима, и только ему одному удалось остаться в Ферраре. Но визит во Францию так и не состоялся. Среди тех, кто с особым восторгом говорил о герцогине, был некий капитан Фондраглия и рыцарь Байярдо. Известный панегирик Лукреции, написанный преданным слугой, раскрывает сердце восхищенного рыцаря: «Каждому прекрасная герцогиня, являющаяся жемчужиной этого мира, оказывает особый прием, ежедневно дает балы и устраивает изумительные празднества на итальянский манер. Смею утверждать, что никогда прежде я не встречал такой блистательной принцессы; она красивая, доброжелательная, любезная, мягкая и обходительная. Она знает испанский, греческий, итальянский и французский языки, немного латынь и сочиняет на всех этих языках. Нет ни малейших сомнений, что именно благодаря этой самой даме ее умный и храбрый муж так хорошо справляется со своими обязанностями».