Пу И - Последний император

В 1934 году он занял должность заместителя начальника штаба Квантунской армии. В 1937 году, после событий 7 июля, Итагаки стал командующим дивизией, в 1938 году — министром сухопутных войск, а в 1939 году его назначили начальником штаба посланной в Китай армии. Потом он был командующим в Корее, командующим войсками в Сингапуре. Он играл важную роль в установлении марионеточного правления на Севере Китая и во Внутренней Монголии, в наступлении на внутренние районы Китая, в установлении марионеточного режима Ван Цзинвэя, в нападении Японии на СССР у озера Хасан и в других важнейших событиях.

23 февраля 1932 года, во второй половине дня, у меня состоялось свидание с Итагаки. В качестве переводчика присутствовал Накадзима — драгоман Квантунской армии.

Итагаки был небольшого роста, лысый; на его до синевы выбритом лице особенно выделялись черные усы и брови. Среди всех японских офицеров, которых я встречал, Итагаки выглядел самым подтянутым и аккуратным. Белоснежные манжеты рубашки слепили глаза, складки на брюках были идеально заглажены. Все это, в том числе его привычка тихонько потирать руки, создало у меня о нем впечатление как о человеке изящном, с хорошими манерами. Прежде всего Итагаки поблагодарил за подарки, а затем пояснил, что по приказу командующего Квантунской армией Хондзё он приехал ко мне с докладом по вопросу о создании нового государства в Маньчжурии.

Он неторопливо начал с того, что "народ в Маньчжурии не поддерживает жесткий режим Чжан Сюэляна, японские права и привилегии не имеют никаких гарантий", и затем долго разглагольствовал о "справедливости" действий японской армии, "искренне помогающей маньчжурам установить добродетельное правление и создать рай". Я слушал его, все время кивая, а в душе молил, чтобы он быстрее перешел к вопросу, интересовавшему меня больше всего. Наконец он заговорил о главном:

— Это новое государство получит название Маньчжоу-Го. Столица его — город Чанчунь, который с этих пор будет называться Синьцзин — новая столица. В состав государства войдут пять главных национальностей: маньчжуры, монголы, ханьцы, японцы и корейцы. Японцы, живущие в Маньчжурии в течение многих десятилетий, отдают свои силы и способности; поэтому их юридическое и политическое положение, естественно, должно быть такое же, как и других национальностей. Например, гости могут, как и другие, служить чиновниками в новом государстве.

Накадзима еще не успел все перевести, как Итагаки достал из портфеля Декларацию маньчжурского и монгольского народов, пятицветный флаг Маньчжоу-Го и положил все это прямо передо мной на стол. Меня душил гнев, дрожащей рукой я отодвинул все в сторону и спросил:

— Что это за государство? Разве это великая цинская монархия?

Мой голос изменился до неузнаваемости, но Итагаки все так же неторопливо продолжал:

— Конечно, это не реставрация великой династии Цин. Появится новое государство. Административный совет принял решение и поддерживает вашу кандидатуру, ваше превосходительство, на пост главы нового государства, то есть верховного правителя.

Услышав слова "ваше превосходительство", я почувствовал, что вся кровь у меня хлынула к лицу. Впервые я услышал, что японцы называют меня так. Оказывается, "император Сюаньтун" и "ваше величество" они уже аннулировали! Как же это можно было терпеть? Для меня слова "ваше величество" были дороже тридцатимиллионного народа Северо-Востока и двух миллионов квадратных километров земли. От волнения я почти не мог усидеть на месте и воскликнул:

— Когда обращение не соответствует содержанию, трудно добиться успеха! Что же касается маньчжуров, то они поддерживают не только меня лично, а императора великой династии Цин. Отменить эту форму обращения — значит потерять доверие маньчжуров. Прошу командование Квантунской армии обдумать еще раз этот вопрос.

Итагаки тихонько потер руки и, улыбаясь, сказал:

— Маньчжуры поддерживают ваше превосходительство на пост главы нового государства; это и есть доверие, на это согласна и Квантунская армия.

— Но ведь в самой Японии тоже императорская власть. Почему же Квантунская армия решила установить республику?

— Если ваше превосходительство считает, что название "республика" неприемлемо, можно назвать иначе. Пусть это будет не республика, а режим верховного правителя.

— Я очень благодарен за большую помощь вашего государства; по всем другим вопросам мы можем договориться, но режим верховного правителя я принять не могу. Императорский титул достался мне от предков; если я отменю его, то поступлю нечестно и непочтительно по отношению к ним.

— Так называемый режим верховного правителя — это лишь переходный период. Я уверен, что когда будет образован парламент, он обязательно примет конституцию о восстановлении императорской системы. Поэтому в настоящее время такой "режим" можно рассматривать только как переходный период.

Слово "парламент" жгло меня, как раскаленное железо, и я отрицательно покачал головой:

— Парламентов хороших не бывает. Да и сам титул императоров был получен Цинами не от парламента!

Мы долго спорили, но никак не находили общего языка. Итагаки вел себя очень спокойно, ничуть не волнуясь. А я уже трижды повторил свои двенадцать пунктов о необходимости наследственной императорской власти и всячески доказывал, что отказаться от нее не могу. Мы разговаривали больше трех часов. Наконец Итагаки начал собирать свой портфель, давая понять, что намерен закончить нашу беседу. Голос его не изменился, однако он уже перестал улыбаться, а лицо его еще больше побледнело и посинело. Если в какой-то момент он обращался ко мне как к императору Сюаньтуну, то в конце беседы он снова перешел на "ваше превосходительство".

— Ваше превосходительство, как следует подумайте, а завтра мы еще поговорим, — холодно проговорил он, попрощался и ушел.

В тот же день вечером по совету Чжэн Сяосюя и Каеисуми я устроил в гостинице "Ямато" банкет в честь Итагаки. По их словам, это называлось "завязать отношения".

То, что я посмел отказаться от звания правителя, в какой-то степени объяснялось влиянием Ху Сыюаня, Чэнь Цзэншоу и других. Я считал, что при создавшейся на Северо-Востоке обстановке японцам без меня не обойтись, поэтому если я твердо буду стоять на своем, они пойдут на уступки.

После того как я отказал Итагаки, Чжэн Сяосюй сразу пришел напомнить мне, что никак нельзя портить отношения с японской армией. Это грозит многими неприятностями, примером тому судьба Чжан Цзолиня. Услышав это от Чжэн Сяосюя, я испугался. Раньше я считал, что Чжан Цзолинь бандит и его нельзя сравнивать со мной — настоящим членом "племени дракона", отличающимся от остальных людей. Теперь я понял, что японцы рассматривают меня не как представителя "племени дракона", и поэтому все время следил за настроением Итагаки. Его лицо было совершенно бесстрастным. Итагаки много пил. Он с радостью присоединялся к каждому тосту и ни разу не напомнил на банкете о нашем сегодняшнем споре.