Павел Фокин - Серебряный век. Портретная галерея культурных героев рубежа XIX–XX веков. Том 2. К-Р.

«Киноактер И. Мозжухин, будучи в зените своей славы, снимался у А. Ханжонкова. Когда половина картины была снята, он потребовал у Ханжонкова увеличения гонорара чуть ли не вдвое. Ему было отказано, и он не явился на очередную съемку. Тогда Ханжонков велел одеть в такой же костюм похожего по фигуре на Мохзжухина актера и посадил его спиной к аппарату. Оператор установил аппарат, раздался сигнал, началась съемка. Никто не знал, что будут снимать. Когда закрутилась ручка аппарата, в декорацию вошел Ханжонков и три раза выстрелил холостыми зарядами в спину сидящего актера, подменявшего Мозжухина. Тот упал со стула лицом вниз. Съемка остановилась. В сценарий были введены изменения, приглашен новый актер, который заменил И. Мозжухина. Это сделало шумную рекламу, и фильм дал хорошие сборы» (В. Комарденков. Дни минувшие).

МОНАХОВ Николай Федорович

Актер эстрады и оперетты, после революции – драматический актер. На сцене с 1895. Участвовал в спектаклях московского Свободного театра (1913–1914). Лучшие роли – Афанасий Иванович («Сорочинская ярмарка» Мусоргского), Калхас («Прекрасная Елена» Оффенбаха).

«Карьера Монахова удивительна. Впрочем, „удивительна“ – это мало. Это исключительная карьера, может быть, единственная. Свой актерский путь он начал с самых низов, с подмостков балагана, даже не с эстрады. На верхи театральной лестницы, на пост управляющего Большим Драматическим театром его вывел талант. Это тоже не правило и не закон. Мало ли одаренных актеров пропадает в неизвестности! Сколько угодно.

…Тайна успеха Н. Ф. Монахова – в его дисциплинированности, выдержке, серьезном отношении к делу. Но тут же помогла и совершенно случайная удача.

…Кто знает, как сложилось бы в жизни Монахова, если б не произошло одно маленькое обстоятельство.

А случилось вот что.

В журнал „Театр и Искусство“ из Ростова пришла корреспонденция. Ее прислал местный рецензент Фонштейн (Камнев) и при этом высказывал просьбу ничего не изменять в его отзыве о молодом актере, куплетисте Монахове. Восторженно он прибавлял:

– Это – замечательное дарование!

С этого началось.

Содержатель петербургского „Буффа“, знаменитый Тумпаков, весьма заинтересовался новоявленной ростовской звездой, и тем же летом Монахов появился на столичной сцене, – появился, очаровал, молниеносно выдвинулся, заставил о себе говорить и стал опереточным премьером.

…Монахов прежде всего человечен, и от него исходит, в нем звучит и живет тоже человечность, единственная, спасающая, благая сила на сцене» (П. Пильский. Роман с театром).

«Это был совершеннейший аэролит, упавший с опереточного неба – серьезный человек на амплуа опереточного простака, в духе и жанре французского актера, который тем легкомысленнее и игривее на сцене, чем положительнее и рассудительнее в жизни.

…Итак, Монахов – премьер оперетки. Он поражает своей легкостью, – не беззаботностью и „жманфишизмом“, который в переводе на русский означает „наплевизм“, а грацией исполнения, безусильным, как будто, одолением препятствий и всяческого сценического сопротивления. Развязность его опереточной игры, как, например, в оперетте „Король веселится“ – роль, в которой он выступал бесчисленное множество раз, – есть в сущности, „развязанность“, т. е. виртуозное, огромным трудом выработанное, точно рассчитанное, как у акробата математически рассчитаны разбег и полет, – виртуозное мастерство, овладение „материалом“.

Это – не самодельщина и не всамдельщина, т. е. натура, но искусство – „идея“ развязности. Словом, это – художество, искусство, прообраз и отвлечение жизни, красота. У многих опереточных простаков был и голос лучше, да и веселость была немалая, и комизмом их природа не обделила, ноне было „монаховской“ умеренности, законченности и грации» (А. Кугель. Профили театра).

«Монахов не восхищал особыми вокальными данными, но зато отличался таким владением музыкальной фразировкой, такой точностью подачи слова, что даже привычные для плохих опереточных либретто пошловатые остроты в его устах приобретали какой-то смысл. Его музыкальность распространялась не только на подачу куплетов – он был ритмичен и пластичен в каждом своем движении. В опереточной „табели о рангах“ он не числился в рядах героев, а занимал амплуа простака особого типа: ему удавались роли и острохарактерные, и шикарные, обольстительных молодых людей. Монахов точно знал меру комического…Его коронной ролью считался „Нахал“, где он в образе молодого инженера, защищающего свое достоинство и престиж, конечно, покорял сердце дочери владельца фабрики. Сочетание ловкости, мужской грации, дерзкого остроумия отличало созданный им из пустопорожнего текста образ. Он так чудесно фразировал свой „ночной романс“, что загипнотизированный слушатель в тот миг уверялся в наличии у Монахова прелестного тенора» (П. Марков. Книга воспоминаний).

«Отличительные признаки монаховского исполнения классических ролей – необычайная простота, художественный реализм, проникновенная человечность и создание не типов (злодея, царя, тирана, ростовщика и т. д.), а живых индивидуальностей со сложной психологией. В пьесах исторических Монахов умеет найти такие черты, которые приближают к нам отдаленные эпохи и личности и делают их современными и понятными. В этих же целях Монахов придает некоторым ролям более русский характер, чем это было принято до него (особенно заметно это в „Слуге двух господ“)» (М. Кузмин. Н. Ф. Монахов).

МОНИНА Варвара Александровна

Поэтесса, прозаик. Публикации в журнале «Свиток», альманахе «Литературный особняк». Рукописные сборники «Музыка земли» (1919), «Стихи об уехавшем» (1919), «В центре фуг» (1923–1924), «Сверчок и месяц» (1925–1926) и др. Жена С. Боброва.

«Невысокая, тонкая, с пушистой шевелюрой, ясным взором карих глаз, милым овалом очаровательного личика, похожая на боярышню в терему. Ей не нужно было никаких прикрас. Это была редкостная женщина, абсолютно чуждая кокетства, равнодушная к нарядам и своей наружности.

Она могла ходить в огромных валенках, не интересуясь, как это выглядит со стороны. Правда, времена нашей юности были безнадежны, без званых вечеров, без общества – революция разрушила прежний бытовой уклад. И все же – эта ее черта была необщей. Но Варя и так была хороша. Мелодичный голос, мягкие, гибкие движения, непреодолимая женственная прелесть, разлитая во всем существе. „Что в Вас такое особенное?“ – спрашивал поклонник. – „Ничего, ничего“, – отвечала она. И все же знала свою магическую привлекательность.