Олег Трояновский - Через годы и расстояния (история одной семьи)

Нам всем показалось, что беседа прошла даже лучше, чем можно было ожидать. Личность Дэн Сяопина, как и то что он говорил, как держался — все это произвело большое впечатление.

Однако переговоры двух заместителей министра относительно Камбоджи наталкивались на одно препятствие за другим. Конечно, были очевидные объективные трудности. Обе стороны вели переговоры по вопросам, к которым сами они не имели прямого отношения, а скорее от имени других, кто не был их клиентами. Тем не менее было ясно, что наши китайские партнеры умышленно вели переговоры с крайне жестких позиций по камбоджийской проблеме, стремясь выжать из нас все, что только можно на финишной прямой перед встречей на высшем уровне. Я невольно вспомнил Уинстона Черчилля, который, доведенный до крайности, однажды заявил в палате общин: «Я прожил 78 лет и никогда не слышал о такой проклятой стране, как Камбоджа».

Все это привело к тому, что визит Шеварднадзе закончился на несколько кислой ноте. На пресс-конференции, состоявшейся в последний день пребывания в Пекине, наш министр взял на себя смелость объявить, что советский лидер прибудет в КНР в середине мая. Это привело к тому, что китайцы, в свою очередь, заявили прессе, что середина мая — это лишь советское предложение, на которое китайская сторона еще не дала ответа. И Шеварднадзе улетел в Пакистан не в лучшем настроении, так и не зная, чем же все-таки завершился его визит. Впрочем, некоторые члены его группы остались в Пекине и продолжали переговоры. В довольно короткий срок они достигли договоренности, наши китайские партнеры убедились, что никаких дополнительных уступок от нас они добиться не смогут. Уже через день после отъезда Шеварднадзе из Пекина мы смогли сообщить ему по телефону в Пакистан, что переговоры завершились успешно.

После этого посольство вступило в последнюю стадию подготовки к предстоящему визиту Горбачева. Наши коллеги из американского посольства, которые имели опыт подготовки к визитам главы своего государства, предупреждали нас, что страшен не столько сам визит, сколько подготовка к нему. В самом деле, вскоре передовые группы стали прибывать одна за другой. Сначала появилась группа во главе с заместителем министра Игорем Рогачевым. Она работала с соответствующими китайскими представителями над текстом заключительного совместного коммюнике. И хотя эта работа длилась начиная с марта и апреля, осталось несколько несогласованных пассажей, которые предстояло заполнить министрам уже в ходе визита. Китайские представители высказывались за короткий заключительный документ, и, вероятно, они были правы. Мне всегда казалось, что длинные коммюнике, которые появлялись после визитов в брежневские времена, никакой пользы не приносили, потому что мало кто мог их прочитать, помимо ограниченной группы специалистов. В данном случае коммюнике получилось сравнительно коротким и вполне содержательным.

Затем появились работники протокольного отдела. Их дело было составить программу визита для главного гостя и его супруги. Они работали рука об руку с китайскими протокольщиками, которые в обстановке, сложившейся в то время в Пекине, проявили чудеса изобретательности и организованности, поскольку многие пункты программы пришлось менять уже по ходу визита.

Протокольщики должны были тесно сотрудничать с представителями службы безопасности, как китайской, так и советской. Мне пришлось наблюдать, как постепенно в годы Хрущева, Брежнева и Горбачева охрана раздувалась в размерах. Этот процесс продолжается и в настоящее время, причем не только в нашей стране. Должно быть, кто-то считает, что количество охранников отражает величие государства. На самом деле, в реальной жизни служба безопасности гостя вряд ли в состоянии эффективно охранять своего подопечного без серьезной помощи принимающей стороны.

Вслед за охраной и протокольщиками прибыла группа связистов, которые сообщили, что их задача — обеспечить главе государства моментальную связь, независимо от того, где бы он ни находился — у Великой китайской стены или при осмотре императорского дворца, в советском посольстве или на обеде у Дэн Сяопина.

Кроме того, приехали медики. Их задача состояла в том, чтобы проверить еду, воду и все другое, до чего президент мог бы дотронуться. Одним словом, это было настоящее вторжение.

К счастью, Михаил Сергеевич разместился в официальной китайской резиденции, а не в посольстве, как это бывает в некоторых других странах. Тем не менее меня уведомили, что особняк, в котором мы жили на территории посольства, рассматривается как резервная резиденция. Мы должны быть готовы освободить ее в течение трех часов в случае чрезвычайных обстоятельств.

Но и это еще не все. Во времена Горбачева вошло в практику брать с собой в зарубежные поездки группу представителей интеллигенции. С тем чтобы писатели или артисты могли участвовать в пресс-конференциях, популяризируя те или иные стороны культурной жизни Советского Союза, его внутренней и внешней политики. В действительности эта идея себя не оправдала. Хотя группа сопровождения включала ряд весьма видных, заслуженных людей, большинство из них бесцельно бродили вокруг, не зная, что от них требовалось. А некоторые не скрывали, что тяготятся ролью придворных. Думаю, это была не лучшая из идей нашего тогдашнего лидера.

К счастью, аппарат посольства оказался эффективным организмом и смог справиться со всей неразберихой, путаницей и всякими непредвиденными обстоятельствами.

А главное непредвиденное обстоятельство заключалось в том, что еще 16 апреля, то есть за месяц до визита высокого советского гостя, в столице Китая начались студенческие демонстрации, размах которых в апреле и начале мая постепенно возрастал по мере того, как к студентам стали присоединяться другие группы населения. Днем и ночью мимо посольства проходили колонны демонстрантов, направляясь к центру города, многие с пением «Интернационала». К моменту прибытия Горбачева вся центральная площадь Тяньаньмэнь была запружена народом. Более двух тысяч человек, объявивших голодовку, расположились вокруг памятника народным героям. Поступали сообщения о беспорядках в некоторых других крупных городах. Стало очевидным, что страну, или по крайней мере ее городские районы, охватил настоящий кризис.

Мне задавали вопрос: не намерен ли я был на каком-то этапе рекомендовать отмену визита. Мой ответ всегда был отрицательным. Для этого имелся ряд причин. Во-первых, как наше руководство, так и посольство приложили так много усилий, чтобы визит состоялся и произошла нормализация отношений, что у меня была полная уверенность: Москва не захочет откладывать его. Во-вторых, масштабы волнений нарастали постепенно, и поэтому было бы трудно определить, когда именно они могли стать препятствием для визита. Кроме того, я был уверен, что власти сумеют совладать с ситуацией тем или иным путем. И наконец, я считал, что не мы, а китайское руководство должно было решать, откладывать визит или нет. Если бы визит был отменен или отложен по нашей инициативе, китайское руководство имело основание воспринять это как оскорбление с последующей отсрочкой визита на неопределенный срок.