Вечный ковер жизни. Семейная хроника - Дмитрий Адамович Олсуфьев
В письмах Олсуфьев признавался: «Японцы жесточе наших. Не заботятся о тяжелораненых, на которых нет надежды, чтобы они выздоровели, тогда как мы (наши сестры милосердия) душу за них кладем. На нас смотрят с подобострастием; как на высшую расу. Поражало, как они жгли трупы (своих) совсем без всякого чувства сожаления. Я и не знал, что трупы горят, как полено. У японцев рыцарства нет; они, если выгодно, разбегаются, как мыши; если же нужно, погибают. Под Порт-Артуром наполняли рвы своими телами. Такого патриотизма ни у кого нет»{87}.
В боях под Мукденом среди 70 тысяч российских солдат и офицеров Д.А. Олсуфьев был взят в плен. Он остался в городе при русских раненых... 20 дней плена. Когда японское центральное бюро военнопленных решило морем через Одессу переправить в Россию русские санитарные отряды, вместе с одним из них отправили сопровождающим Олсуфьева. Через месяц он был дома... На родине Дмитрий Адамович продолжает работать, не покладая рук.
Империю лихорадит: массовые народные волнения, митинги, террор... Это было странное время, которое опишут в стихотворениях и прозе великие гении «серебряного века» русской литературы. Когда в народе начались религиозные брожения, глубоко верующий Олсуфьев выступил в Государственной Думе, сказав: «Мы желаем поднять нашу веру, устранив из нее всякое насилие. Насилие в деле веры пятнает саму веру, и это пятно необходимо снять!».
Слова о вере — не просто слова: в 1906, 1909 и 1912 годах Олсуфьев состоял членом Собора по приглашению Святейшего Синода от Государственного Совета.
«Отчего самоубийства?» — спросил как-то Дмитрий Олсуфьев писателя Льва Толстого.
«Ясно отчего, от отсутствия религиозного сознания — не <такого>: ходить в церковь, а руководящего жизнью, — ответил классик русской прозы и добавил: — Прежде верили, а теперь отсутствие религии приводит к сумасшествию, а сумасшествие — к самоубийству»{88}.
Личный друг Толстого
(Отдельного разговора достойна тема взаимоотношений между Дмитрием Олсуфьевым и Львом Толстым. Дмитрий с детства был знаком с писателем (имение Олсуфьевых Никольское-Обольяниново Дмитровского уезда Московской губернии располагалось недалеко от Ясной Поляны). Нелестное мнение Толстого, которое он высказал о юном Дмитрии, вскоре переменилось...
Личный секретарь Толстого Валентин Булгаков пишет: «Д.А. Олсуфьев — старый друг семьи Толстых (там не называли его иначе, как “Митя”)». Секретарь вспоминает, что по заказу Д.А. Олсуфьева художником Н.Н. Те написан масляными красками портрет Льва Николаевича. Он находился в имении Никольское-Обольяниново вместе с другим портретом — И.С. Тургенева работы того же художника{89}.
В 1920 году распорядителем имущества московской квартиры Олсуфьева выступал издатель сочинений Толстого — Н.Е. Фельтен. Через него Булгаков приобрел для музея писателя стол, который, по его воспоминаниям, «напоминает по стилю и размерам исчезнувший толстовский стол и мог заменить его в качестве копии, правда, оригинальный толстовский стол красного дерева был все же проще заменяющего его ныне изящного олсуфьевского»{90}.
В музее «Ясная поляна» хранятся фотографии классика, снятые Дмитрием Адамовичем. Лев Толстой не раз обращается к Олсуфьеву с различными просьбами. Булгаков пишет: «В последние годы жизни Толстой уже весь целиком принадлежал духовным интересам, творчеству, миру. Если же и занимался еще «делами», то это были только исключительно дела помощи разным лицам и, в особенности, постоянные ходатайства о смягчении или улучшении участи революционеров, а также тех единомышленников, на которых опускалась карающая рука государственного закона. В этих-то случаях Толстой и обращался к Кони, Д. Олсуфьеву... и те делали, что могли»{91}.
Мы приведем несколько подобных писем-просьб. Чтобы не утруждать читателя многочисленностью фамилий и дат, мы не будем расшифровывать всех действующих лиц. Скажем лишь, что все они были арестованы по «революционным» статьям. Например, Г. Новиков был заключен в тюрьму на три месяца «за незаконное собрание 1 мая». Другое письмо (от 21 декабря 1907 года) касалось судьбы ученика шестого класса реального училища Георгия Ветвинова. Он вместе с четырьмя другими юношами в поезде близ Уфы совершил экспроприацию. Никто убит не был. На суде, приговорившем его к восьми годам каторги, Ветвинов объявил себя анархистом-индивидуалистом и объяснил, что экспроприация совершена в пользу безработных.
Читайте, почувствуйте дух истории и отношение двух людей — старого и молодого графа{92}.
1907 г. Сентября 26.
Я[сная] П[оляна]
Милый Дмитрий Адамович,
Письмо это с просьбой к вам, и мне этого очень жаль, п(отому) ч(то) хотелось бы просто сказать вам, что я вас помню, люблю и упрекаю вас за то, что вы давно у нас не бывали. Пожалуйста, заезжайте к нам, когда будете в Москве, а то я ведь вот, вот умру, и мы уже больше не увидимся. Просьба у меня вот какая. Народный учитель Виктор Хорькин выслан из Саратовский губ. в Пензенскую. Это для него страшное бедствие: у него семья. Он уверяет, что он ни в чем или очень мало виноват, и обещается не подать впредь ни малейшего повода к обвинению его. Прилагаю его письмо... Я начал на этой бумажке и не поместилось, буду продолжать на другой, так как у меня есть другая просьба.
Л. Толстой
*
Другая моя просьба, милый Дмит(рий) Адамович, тоже о том, чтобы походатайствовали у графа Татищева об освобождении из тюрьмы Гаврила Александровича Новичкова, к(отор)ый, судя по тому, что я знаю о нем, не может быть революционером и опасным человеком. Ему ж уже 59 лет. Я лично не знаю его, но, по мнению моих знакомых, он совсем не опасный для спокойствия человек. Пожалуйста, милый Дм(иттрий) Адамович), попросите от меня гр. Татищева. Я бы сам написал ему, да не знаю его имени и отчества. Очень буду благодарен и вам и ему, если просьба моя исполнится. Дружески жму вам руку.
Лев Толстой
*
Г.А. Новикову. 1907 г.
Сентября 26.
Я. П.
Гаврило Александрович,
Написал моему хорошему знакомому гр. Олсуфьеву, прося его похлопотать о вашем деле у губернатора. Он человек влиятельный, и надеюсь, что сделает, что нужно и можно. Надеюсь, что вы и без моего совета мужественно и безропотно по-христиански переносите вашу невзгоду.
Лев Толстой.
Из ответного письма Д.А. Олсуфьева к Толстому от 7
