Предтеча Ленина. В спорах о Нечаеве - Александр Григорьевич Гамбаров
Это – во-первых. А во-вторых, – народ, по мнению Ткачева, способен выступить в социальной революции только как «сила разрушительная», а не созидающая. «Народ не может себя спасти, – писал Ткачев в статье “Народ и революция”, – народ, сам себе предоставленный, не может устроить свою судьбу сообразно своим реальным потребностям, не может провести и осуществить в жизни идею социальной революции»[216].
Ткачев гораздо более реалистически, чем его современники из революционного лагеря, относился к вопросу о том, какое значение могут иметь для социальной революции так называемые «народные идеалы». В статье «О почвенниках новейшей формации» (1876 год) он зло высмеивал правоверных народников типа П. Червинского, которые, «создав себе идеальное, чисто фантастическое представление о деревне, как о таком сожитии людей, которое насквозь проникнуто духом общности интересов и человеческой солидарности… утверждают, будто эта фантастическая деревня и есть настоящая, реальная русская деревня»[217]. Ткачев видел, что современная ему русская община, испытавшая уже на себе влияние буржуазного прогресса, не только не порождает в народе «духа солидарности и братского единства», но, напротив, благоприятствует скорее развитию духа соперничества и конкуренции».
Поэтому нельзя отводить народу той роли в переустройстве жизни, какая отводилась ему правоверными народниками.
«Предоставьте ему, – писал Ткачев в цитированной выше статье “Народ и революция”, – устроить его жизнь по его собственной воле, и вы увидите, что он не внесет в нее ничего нового, – он распространит формы своей жизни, свою общину, свой мир, свою семью на те сферы, из которых они теперь вытеснены влиянием буржуазного прогресса, но этим и ограничится его реформаторская деятельность, и перед нами явится тот же старый крестьянский мир с его заскорузлыми, окаменевшими устоями, с его неподвижным консерватизмом.
… Народ без руководителей не в состоянии построить на развалинах старого мира такой новый мир, какой был бы способен прогрессировать, развиваться в направлении коммунистического идеала»[218].
Кто же должен явиться руководителем народа в его разрушительной и созидательной деятельности? Где та сила, готовая помочь народу и поддержать его, о которой Ткачев писал еще в 1868 году в «Разбитых иллюзиях»?
Ответ на этот вопрос Ткачев впервые дал в том же 1868 году в статье «Подрастающие силы». Помогать народу и руководить им должна новая интеллигенция, пришедшая на смену старой дворянской, та мелкобуржуазная интеллигенция, которая получила название «разночинцев». Они по положению своему в обществе представляет собою «нечто среднее между сословием прочно обеспеченным и совсем не обеспеченным». Экономические условия, в которых приходится ей существовать, делают ее врагом существующего строя.
«Умственные занятия и другие тесно с ними связанные отрасли труда служат для него (т. е. этого “сословия” – Б.К.)
единственным средством к существованию, а так как запрос на продукты подобного труда при таких условиях, при которых живет большинство нашего населения, весьма ограничен, то понятно, что обеспечение этого класса не представляет никакой прочности, никакой солидности. Видя источник своего существования единственно в своей собственной деятельности, в своем личном труде, – он не имеет ни малейших оснований питать нежные чувствования к каким-либо другим, посторонним источникам, которые его не поят и не кормят. Отсюда весьма легко понять, к какого рода теориям и доктринам должен он отнестись всего симпатичнее и какое миросозерцание легче всего ему усвоить»[219].
Что же это за миросозерцание? Это – то миросозерцание, которое признает полную «солидарность человеческих интересов», которое понимает, что «счастье единицы невозможно без счастья всего общества».
Эти мысли, впервые высказанные в 1868 году, Ткачев неоднократно развивал впоследствии. На страницах «Набата» он указывал, что революционеры должны строить свои расчеты не столько на мягкотелой, народолюбивой и кающейся перед народом дворянской интеллигенции, не на «больных, лимфатических потомках выродившегося, износившегося, опошлевшего и охолопевшего барства», сколько на «интеллигенции, вышедшей из среды самого народа, из эксплуатируемых, разоренных и задавленных классов общества»[220]. Эта часть интеллигенции, с одной стороны, хорошо знает народное горе и понимает насущные надежды народа, а с другой – усвоила теории, выработанные лучшими критическими умами Запада. Это и дает ей право явиться руководителем социальной революции.
«Народным идеалам» Ткачев противопоставлял «социалистическое миросозерцание эволюционного меньшинства» и признавал, что последнее, как более широкое и революционное, должно господствовать во время революции над первым.
Свои взгляды на роль революционного меньшинства, с одной стороны, и народа с другой, во время социальной революции, Ткачев сформулировал так:
«Отношение революционного меньшинства к народу и участие последнего в революции может быть определено следующим образом: революционное меньшинство, освободив народ из-под ига гнетущего его страха и ужаса перед властью предержащей, открывает ему возможность проявлять свою разрушительно революционную силу, и, опираясь на эту силу, искусно направляя ее к уничтожению непосредственных врагов революции, оно разрушает охраняющие их твердыни и лишает их всяких средств к сопротивлению и противодействию. Затем, пользуясь своей силой и своим авторитетом, оно вносит новые прогрессивно коммунистические элементы в условия народной жизни»[221].
В этой формуле мы находим все специфические черты революционной концепции Ткачева, которые дают основание считать его представителем бланкизма.
Это, во-первых, признание громадного значения заговорщической организации революционного меньшинства, во-вторых, указание на необходимость захвата этим меньшинством государственной власти в целях перестройки жизни на новых, социалистических началах, и в-третьих – признание диктатуры революционного меньшинства наиболее действительным средством для осуществления этой перестройки.
В первой половине 70-х годов среди русских революционеров было распространено крайне отрицательное отношение к централизации революционных сил. Революционеры того времени не шли дальше организации разрозненных кружков, ничем не связанных между собою и построенных на началах полной свободы их членов и отсутствия принудительной дисциплины.
«Молодежь, не имевшая никакой политической опытности и знавшая только отрицательные стороны генеральства, склонна была видеть в проповеди централизации и дисциплины замаскированное желание лишить ее свободы самоопределения – этого права, которое, казалось, должно принадлежать каждому развитому человеку, – и подчинить ее новым генералам»[222].
Учитывая это настроение революционной молодежи, те немногие из революционеров, которым не была чужда мысль о необходимости создания сплоченной организации, старались, как свидетельствует современник, по возможности маскировать свою организационную деятельность, чтобы не отпугнуть от себя молодежи[223].
При таких условиях огромной исторической заслугой Ткачева является его настойчивая проповедь создания сплоченной, централизованной партии.
«Успех революции, – писал Ткачев, – возможен только при создании организации, сплачивающей разрозненные революционные элементы в одно живое тело, действующее по одному общему плану, подчиняющееся одному общему руководству, –
