Игорь Юркин - Демидовы: Столетие побед

Итак, в Туле Демидовы были окружены довольно плотным кольцом лиц, сочувствовавших старообрядчеству, а возможно, и принадлежавших к нему. Пусть демонстрация этого сочувствия была не столь явной, как на их сибирских заводах. Но вполне очевидно, что оно было. Это косвенный аргумент в пользу предположения, что они сами принадлежали к тем, кого в официальных документах того времени именовали «потаенными раскольниками».

Есть, правда, одно обстоятельство, которое не позволяет тесно связать демидовское старообрядчество в Туле со староверием на Урале и Алтае. Рупором старообрядческой пропаганды на демидовских заводах Каменного пояса выступали беспоповцы Выга и поповцы с Керженца — именно оттуда пришли деятели, сумевшие пробиться в ближайшее окружение Акинфия Демидова. То, что нам известно о староверии в Туле, указывает в первую очередь на тех старообрядцев-поповцев, центры которых Стародубье и Ветка находились на западе империи. Получается, что в Тулу и на Урал старая вера перетекала через посредство адептов, принадлежавших к далеким друг от друга их группам. Отражает ли этот вывод реальную картину или демонстрирует пока еще недостаточную изученность истории старообрядчества в Туле (что очень возможно) — покажет будущее.

Акинфий Демидов — старообрядец?

Распространенность старообрядчества в предпринимательской среде Тулы с неизбежностью порождает вопрос о принадлежности к нему самих Демидовых. Был ли старообрядцем, в частности, Акинфий Демидов?

Отбросим приведенные раньше свидетельства укрывательства Демидовыми старообрядцев и данные о помощи, которую они оказывали их центрам. Скептик объяснит их практическим расчетом, стремлением привлечь дополнительный трудовой ресурс для развития Дела. В том, что Демидовы лично принадлежали к старообрядчеству, с помощью этих аргументов не убедить, достаточной доказательной силой они не обладают.

Между тем Демидовых в этом подозревали не только историки следующих поколений, но и современники. Вот несколько таких случаев.

Первый упоминался. Имеем в виду подозрения, возникшие в связи с погребением дочери Никиты Никитича Демидова Татьяны. Напомним, что доказать что-либо по главному пункту доноса (что ее якобы убил отец) не удалось. А вот факт подмены документа с удалением из него упоминания о подозрительном нарушении погребального ритуала установлен был. И хотя слово «раскол» в связи с этим нарушением в известных нам документах отсутствует, именно оно приходит на ум, когда размышляешь, чего мог опасаться Никита, организуя подлог. Если не раскол, то принадлежность к тайной секте.

Второй случай касается человека из ближайшего окружения Акинфия, брата его жены, в отношении которого о «расколе» говорилось прямо. Имеем в виду упоминавшийся в третьей главе инцидент 1719 года с Семеном Палцовым, то ли ненароком, то ли умышленно расплавившим в чугуне медный крест. Расследуя этот случай, в Преображенском приказе интересовались, помимо прочего, «за тем Семеном раскол и иконоборство есть ли», и расспрашивали об этом фигурантов[712]. Семен оправдался, но пятно осталось.

Третий касается борьбы вокруг наследства, оставленного Акинфием. «Вокруг раздела шла борьба и плелись интриги, — писал Б.Б. Кафенгауз, — связанные со слухами о приверженности Демидовых к расколу; не обошлось без попыток лишить младшего из сыновей Ак. Демидова и его вдову наследства. Демидовы должны были представить подробные сведения, когда и у кого они бывали на исповеди. Дело кончилось для них благополучно, но младший брат с материю получили предупреждение, что будут лишены своей части имущества, если подтвердится в будущем их причастность к расколу»[713].

Обратим внимание, что основное внимание привлекли вдова и младший сын[714], при Акинфии пребывавшие преимущественно в Невьянском заводе — не только заводском центре, но и старообрядческом гнезде. Как нам представляется, Прокофий и Григорий, жившие в отдалении от него, соответственно и со старообрядчеством были связаны менее тесно или вообще не связаны. То, что мы знаем об их самостоятельной после смерти отца жизни, отчетливой старообрядческой составляющей как будто не включает.

Да, Тула являлась центром, в котором старообрядчество, как мы убедились, тоже было весьма распространено. Пускай не в такой степени, как на сибирских заводах, но все же. Изобилие старообрядцев на Урале, Алтае, на родине Демидовых — факт важный. Но тоже недостаточный, чтобы утверждать, что и они были «потаенными раскольниками». Вопрос остается открытым.

Приводимые ниже данные позволяют определиться в нем значительно более уверенно. Заимствуем их из показаний известного нам первоначально старообрядческого, а позднее перешедшего в лоно официальной церкви чернеца Паисия:

«Да года де тому з два получил он, Паисий, к себе писмо чрез вышеупоминаемаго квакера Тихона Козмина с Поморья из Заонежья от расколнической старицы Анны Дмитриевой, коя покойному Акинфею Демидову сродная (так. — И. Ю.) сестра, которыя де мать была ему, Демидову тетка родная, и имели оне прежде сего жителство в ево, Демидова, Невьянском заводе. В коем она, Анна, вышед за другаго мужа, расколника Прянишникова, и не хотя с ним жить, из оного заводу бежала во означенное местечко Заонежье, где содержит толк перекрещиванцов. А в том писме к нему, Паисию, пишет, чтоб туда к ней приехал без всякаго опасения. А при том она и другие из Москвы и из города Володимера Ржева присылали к нему, Паисию, и к протчим расколникам в заводах Демидова обретающимся лжеучителям на молитву немалыя презенты бархатом и камками, что все привозил вышеозначенной же квакер Тихон Космин, ибо он ежегодно от него, Паисия, в руские города волочился. И в бытность свою тамо, имеет он, квакер пристань и прибежище, а имянно, в Кержанце у старицы Иринархи, коя в демидовских же прежде заводех живала, да в Ярославле у купца Афонасья Иванова сына Юфтникова, да близ Москвы в селе Ивановском у раскольника Григорья Иванова»[715].

Содержащаяся в этом отрывке информация, можно думать, во многом достоверна. Это не эротические картинки, представавшие воспаленному воображению. Свидетельство Паисия указывает, во-первых, на наличие несомненных старообрядцев среди ближайших родственников Акинфия. Такова старица Анна Дмитриева, во втором браке Прянишникова, двоюродная сестра Акинфия Демидова (ее мать, получается, была сестрой Никиты Демидовича или его супруги). Одно время она жила на Невьянском заводе, потом перебралась в Заонежье. Первым ее мужем был старший брат невьянского приказчика Терентия Ивановича Лыскова. Невьянские Лысковы, происходившие из посадского населения Соликамска, принадлежали к старожилам Невьянского завода — жили в нем почти с самого основания[716]. Старица Анна — не рядовой функционер. Она — деятель. Старую веру не просто исповедует, но служит ей (руководит общиной — «содержит толк перекрещиванцов»). И, несомненно, в той или иной степени ее распространяет, ведя миссионерскую работу.