Мария Романова - Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918

Княгиня Палей употребила всю свою энергию. В результате ее усилий стало казаться, что моего отца отпустят. Фактически большевики точно обещали это; но 30 января 1919 года, в тот самый день, когда ему должны были даровать свободу, его внезапно увезли из тюрьмы, отправили в Петропавловскую крепость и без дальнейших мучений расстреляли.

Глава 31

Последний привет

Алек решил остаться в Киеве. Мы с мужем уехали в Одессу, где у наших друзей был большой дом. Город был оккупирован австрийскими войсками, но их присутствие было менее заметно, чем присутствие немцев в Киеве. Австрийский генерал и русский военный комендант мирно делили власть в городе. Перед приходом австрийских войск по Одессе также прошла волна большевистских зверств, но теперь жизнь вошла в колею. Если бы не фуражки с высокими тульями австрийский офицеров на улицах, можно было бы подумать, что все здесь так, как раньше.

Дальше ехать было нереально. Почти вся Румыния была в руках немцев; кроме того – и это было важнее, – у нас почти не было денег. Нам нужно было ждать. Но постоянная тревога за отца побудила меня написать королям Испании и Швеции, а также королеве Румынии, которая в то время находилась со своим двором в Яссах.

В Одессе мы постепенно отдохнули от тревог, восстановили здоровье. Гостеприимство наших хозяев было трогательным; они делили с нами все, что у них было, и прилагали все усилия, чтобы наше временное пребывание у них было приятным. В городе у нас были знакомые, и их число постоянно росло, по мере того как другие наши друзья приезжали в Одессу. Мы часто виделись с ними и, учитывая все обстоятельства, вели жизнь, которая была бы очень приятной, если бы не мрачные предчувствия, касающиеся моего отца и его семьи.

А тем временем успех решительно склонялся в сторону союзников. Теперь можно было надеяться, что эта ужасная война закончится. Все чаще и настойчивей доходили вести о растущем недовольстве в Германии и Австрии и о внутренних политических сложностях.

Мир в Одессе был чисто внешний; он мог быть только временным и длиться до тех пор, пока иностранные войска оккупировали город. При этом даже оккупация не могла помешать тому, что время от времени происходили вещи, которые заставляли весь город трепетать от страха.

Жара была ужасной. Каждое утро опускались жалюзи, закрывались ставни. Все вставали рано и занимались делами до полудня, а после обеда отдыхали.

Однажды около четырех часов дня меня разбудили глухие звуки взрывов. Сначала они раздавались через редкие интервалы, но вскоре они стали следовать один за другим так быстро, что воздух наполнился нескончаемым ревом.

Мы все ринулись в сад. Оттуда мы увидели огромное черное облако дыма, клубами поднимавшееся в северной части города. Кто-то пошел звонить знакомым, чтобы получить информацию, и ему сказали, что горят склады боеприпасов, расположенные на окраине.

Мы видели эти склады; они тянулись на мили. К вечеру гул значительно усилился. С крыши дома мы увидели грандиозное зрелище – гигантские фейерверки. Яркое, необъятное пламя лизало землю, а на черном фоне дымовой завесы высоко в воздух поднимались тысячи огромных ракет, прочерчивая небо бесчисленными огненными линиями. Это продолжалось всю ночь. Шум не давал заснуть. Утром воздух был насыщен запахом горелого дерева и пороха, а дым заслонил солнце.

Вокруг дома начал падать пепел и частицы разорвавшихся боеприпасов. Затем стали рваться большие снаряды. Паника охватила город. Оконные стекла беспрестанно звенели, некоторые разбивались. Военный комендант города послал мне весточку, что все усилия по ограничению распространения огня были бесполезны. Люди бегали по улицам в разных направлениях, некоторые тащили подушки, другие одежду, третьи – какие-то ненужные предметы. Сильно перепуганные, наши знакомые постоянно забегали к нам, принося новые панические слухи. Земля тряслась; теперь в воздухе стоял такой гул, что мы едва могли расслышать слова друг друга.

Чтобы вселить в себя и в других спокойствие, я поставила на террасу плетеное кресло, взяла книгу и сделала вид, что читаю. Военный комендант звонил нам каждые полчаса. Он сказал, что главная опасность теперь исходит от больших запасов мелинита, которые находились глубоко под землей, но которые могли в любую минуту взорваться от сотрясения земли.

Я спросила его, не лучше ли нам отправиться в порт и, взяв лодку, выйти в море. Он ответил, что если мелинит взорвется, то будет что-то вроде землетрясения и от города может ничего не остаться, а в море поднимется приливная волна и поглотит все.

Все другие пути из города были отрезаны. Мы были вынуждены оставаться. Мелинит, вероятно, отсырел, так как, к счастью, не взорвался, и к вечеру пожары утихли. Они горели почти тридцать шесть часов.

К концу октября слухи о революции в Германии и Австрии стали вполне определенными. Еще две могущественные монархии оказались на пороге исчезновения. Мое отношение к этим сообщениям было двояким, как и мои чувства по отношению к недавнему врагу, который временно избавил часть России от большевиков. Изменение общественного строя в Центральной Европе, без сомнения, означало близкий конец войны, но в то же время тормозило возможность восстановления монархических основ в России. (В то время я все еще не могла представить, что моей страной можно управлять иначе.)

Как только слухи о революции подтвердились, австрийские войска ушли из Одессы. На это у них ушло всего несколько дней. Говорили о приходе союзных войск, но никаких признаков этого не было. А тем временем наше положение снова стало опасным. Как и следовало ожидать, в городе активизировались преступные элементы; грабежи приобрели характер эпидемии, а в провинции организованные вооруженные банды угрожали восстановить большевистское правление. К тому же в городе бушевала эпидемия «испанки», и люди умирали как мухи. Она не пощадила и наш дом. Среди первых заболевших были мы с мужем.

Однажды, в самом начале ноября, когда мы были еще прикованы к постели, меня пришел навестить неизвестный русский офицер, приехавший из Бессарабии, которая в то время была уже аннексирована Румынией. Этого офицера послал начальник союзнической разведки в Румынии, канадский полковник по имени Бойль, который тогда находился то ли в Яссах, то ли в Кишиневе. Полковник Бойль был почти легендарной личностью, и слава о нем распространилась по всему побережью Черного моря. В то время он пользовался большим влиянием в Румынии и, используя это влияние, спас многих русских. От русских офицеров из его окружения он узнал о том, что я в Одессе, и, зная, как это опасно для нас, прислал нам весточку о том, что готов нам помочь.