Олег Терентьев - Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы
На своих плечах он, как мог, тащил нас из колеи безвременья. Песни его будоражили, он не давал нам поблажек, не позволял забыть о человеческом назначении, заставлял даже самых слабых и малодушных тосковать о подвигах. И сам не помышлял о снисхождении. Он был настоящим мужчиной, «хотел быть только первым».
Судьба уважает смелых, и она была щедра к нему: осенила высоким даром слова, одарила реальной прижизненной славой, наградила истинной и вполне земной любовью.
В размышлениях о Высоцком как-то принято сокрушаться о том, что он так и не смог пробиться к официальному признанию на литературном поприще, которое считал главным делом жизни, что только одна песня, да и та в искореженном виде, была опубликована при его жизни. Но что это по сравнению с тем, что его песенному слову вторила вся Россия!
Владимир Высоцкий сожалел о том, что ему не довелось воплотить на сцене образ современника. Но, пожалуй, эту роль для него никто и не мог сочинить. Он написал ее сам: своей творческой дерзостью и всей судьбой.
Юрий Ростовцев
Владимир Высоцкий
Большой Каретный— Где твои семнадцать лет?
— На Большом Каретном.
— Где твои семнадцать бед?
— На Большом Каретном.
— Где твой чёрный пистолет?
— На Большом Каретном.
— Где тебя сегодня нет?
— На Большом Каретном.
— Помнишь ли, товарищ, этот дом?
Нет, не забываешь ты о нём!
Я скажу, что тот полжизни потерял,
Кто в Большом Каретном не бывал.
Ещё бы...
— Где твои семнадцать лет?
— На Большом Каретном.
— Где твои семнадцать бед?
— На Большом Каретном.
— Где твой чёрный пистолет?
— На Большом Каретном.
— Где тебя сегодня нет?
— На Большом Каретном.
Переименован он теперь,
Стало всё по новой там, верь не верь!
И всё же, где б ты ни был, где ты ни бредёшь —
Нет-нет, да по Каретному пройдёшь.
Ещё бы...
— Где твои семнадцать лет?
— На Большом Каретном.
— Где твои семнадцать бед?
— На Большом Каретном.
— Где твой чёрный пистолет?
— На Большом Каретном.
— Где тебя сегодня нет?
— На Большом Каретном.
1962
Тот, кто раньше с нею былВ тот вечер я не пил, не пел,
Я на неё вовсю глядел,
Как смотрят дети, как смотрят дети,
Но тот, кто раньше с нею был,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Сказал мне, чтоб я уходил,
Что мне не светит.
И тот, кто раньше с нею был,—
Он мне грубил, он мне грозил, —
А я всё помню, я был не пьяный.
Когда ж я уходить решил,
Она сказала: «Не спеши!»
Она сказала: «Не спеши,
Ведь слишком рано».
Но тот, кто раньше с нею был,
Меня, как видно, не забыл,
И как-то в осень, и как-то в осень —
Иду с дружком, гляжу — стоят.
Они стояли молча в ряд,
Они стояли молча в ряд,
Их было восемь.
Со мною нож, решил я: «Что ж,
Меня так просто не возьмёшь.
Держитесь, гады! Держитесь, гады!»
К чему задаром пропадать?
Ударил первым я тогда,
Ударил первым я тогда -
Так было надо.
Но тот, кто раньше с нею был, -
Он эту кашу заварил
Вполне серьёзно, вполне серьёзно.
Мне кто-то на плечи повис,
Валюха крикнул: «Берегись!»
Валюха крикнул: «Берегись!»
Но было поздно.
За восемь бед — один ответ.
В тюрьме есть тоже лазарет,
Я там валялся, я там валялся.
Врач резал вдоль я поперёк,
Он мне сказал: «Держись, браток!»
Он мне сказал: «Держись, браток!»
И я держался.
Разлука мигом пронеслась.
Она меня не дождалась,
Но я прощаю, её прощаю.
Её простил и всё забыл,
Того ж, кто раньше с нею был,
Того, кто раньше с нею был,
Не извиняю.
Её, конечно, я простил,
Того ж, кто раньше с нею был,
Того, кто раньше с нею был,
Я повстречаю!
1962
ЗвездыМне этот бой не забыть нипочём,—
Смертью пропитан воздух.
А с небосвода бесшумным дождём
Падали звёзды.
Снова упала, и я загадал —
Выйти живым из боя!
Так свою жизнь я поспешно связал
С глупой звездою.
Нам говорили: «Нужна высота!»
И «Не жалеть патроны!»,
Вон покатилась вторая звезда—
Вам на погоны.
Я уж решил — миновала беда,
И удалось отвертеться...
С неба скатилась шальная звезда
Прямо под сердце.
Звёзд этих в небе - как рыбы в прудах,
Хватит на всех с лихвою.
Если б не насмерть - ходил бы тогда
Тоже героем.
Я бы звезду эту сыну отдал, -
Просто на память...
В небе висит, пропадает звезда -
Некуда падать.
Июль 1964
Песня о другеЕсли друг оказался вдруг
И не друг, и не враг, а так...
Если сразу не разберёшь,
Плох он или хорош, —
Парня в горы тяни, рискни,
Не бросай одного его,
Пусть он в связке в одной с
тобой —
Там поймёшь, кто такой.
Если парень в горах — не ах,
Если сразу раскис — и вниз,
Шаг ступил на ледник — и сник,
Оступился — и в крик, —
Значит, рядом с тобой — чужой,
Ты его не брани — гони:
Вверх таких не берут, и тут
Про таких не поют.
Если ж он не скулил, не ныл,
Пусть он хмур был и зол, но шёл,
А когда ты упал со скал,
Он стонал, но держал;
Если шёл он с тобой как в бой,
На вершине стоял, хмельной,—
Значит, как на себя самого,
Положись на него.
1966
ВстречаВ ресторане по стенкам висят тут и там
Три медведя, заколотый витязь, —
За столом одиноко сидит капитан.
— Разрешите? — спросил я,
— Садитесь!
Закури! — Извините, «Казбек» не курю.
— Ладно, выпей! Давай-ка посуду...
Да пока принесут... Пей, кому говорю!
Будь здоров!
— Обязательно буду.
— Ну! Так что же,— сказал, захмелев, капитан,
— Водку пьёшь ты красиво, однако,
А видал ты вблизи пулемёт или танк?
А ходил ли ты, скажем, в атаку?
В сорок третьем под Курском я был старшиной,
За моею спиною — такое!..
Много всякого, брат, за моею спиной,
Чтоб жилось тебе, парень, спокойно!
Он ругался и пил, он спросил про отца.
Он кричал, тупо глядя на блюдо:
— Я полжизни отдал за тебя, подлеца,
А ты жизнь прожигаешь, паскуда!
А винтовку тебе, а послать тебя в бой?!
А ты водку тут хлещешь со мною! —
Я сидел, как в окопе под Курской дугой,
Там, где был капитан старшиною.
Он всё больше хмелел. Я за ним по пятам.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
