Борис Носик - Здесь шумят чужие города, или Великий эксперимент негативной селекции

Короче говоря, модный художник был взволнован безмерно, сделал своей ученице предложение, растроганная итальянскими слезами и талантом художника ученица его приняла, и молодые люди поплыли на корабле в Ниццу через прославленный мирным подвигом герцога Ришелье морской порт Одессу. Свадьба (по всем православным правилам) была отпразднована в Ницце 3 января 1849 года, государь осыпал молодоженов милостями, и немалые средства были им выделены из фонда императорской канцелярии, так что супруги смогли с удобством разместиться в обширном здании старинной «Командерии» за городом. Иные краеведы (ваш покорный слуга в их числе) полагают, что это Юзечка, плененная лаской здешнего солнца, уговорила пять лет спустя вдовую императрицу приехать на лечение не в знаменитый Биарриц, а сюда, в эту лучшую из здравниц.

Жозефина и Жозеф Фрисеро произвели на свет четырех сыновей. Один из них был русским морским атташе в Лондоне и женился на англичанке. Это его сыном и был брюссельский инженер Эмманюэль Фрисеро, явивший столько благородства и славянской щедрости в ту пору, когда близкую его сердцу, но не столь близкую по крови Россию постигли кровавые катастрофы — переворот, террор, насилие, нищета, океан лжи и предательства. Эмманюэль и жена его Шарлотта пригрели в своем брюссельском доме, где они жили с двумя детьми, беглую семью Березниковых, позднее — еще троих детей генерала П. Н. Врангеля и по просьбе парижанки Людмилы Любимовой (той самой красавицы-княгини, чья история подсказала писателю А. Куприну его «Гранатовый браслет») взяли на воспитание и троих сироток Любови и Владимира Сталей. Официально усыновлять Колю супруги не стали, чтобы сохранить ему его высокое имя, но были они для бедных петербургских деток любящими и заботливыми родителями. Притом что мадам Шарлотта Фрисеро возглавляла Русский Красный Крест в Бельгии и неустанно хлопотала о все новых и новых беженцах из несчастной России.

Конечно, верная своему обещанию, данному бедной подруге, и Людмила Ивановна Любимова (для большей «славянскости» грамотный французский биограф де Сталя зовет ее «Людмила фон Любимоф») пыталась поучаствовать в «воспитании», регулярно наезжала в Брюссель, однако дети росли, как могли, да и что можно сделать с подростками в их «невозможном» возрасте (вот ведь и собственный любимовский сынок Левушка вырос журналистом, редким паскудником и предателем, перебегавшим от монархистов к нацистам, а от них — к большевистским разведчикам до тех пор, пока не был выслан французскими властями из Парижа к новым его хозяевам, где он и написал свой знаменитый шедевр клеветы про эмиграцию…).

Конечно, Коля Сталь был тоже нелегким подростком, но родители («папа с мамой» он их звал) нежно его любили и старались дать ему все, что могли, в первую очередь — хорошее образование. Сперва учился он в строгом иезуитском коллеже Святого Михаила, потом в загородном, очень «современном» и либеральном коллеже Кардинала Мерсье. Учился он посредственно, рано стал мечтать о карьере поэта, потом и вовсе решил быть художником. Подобные мечты не могли бы нас удивить. Легенды о предке-художнике жили в этом доме, завешанном картинами, а воображение мальчика, растревоженное с ранних лет, ни в чем не знало отказу. В конце концов Николай стал студентом Королевской академии художеств в Брюсселе, изучал вдобавок архитектуру в академии искусств Сен-Жиль, странствовал по Голландии и Франции, знакомился с живописью Матисса, Сезанна, Брака и Сутина. Двадцати лет он целый год провел в Испании, и письма его полны восторженных описаний старинных городов. Он вообще был существо восторженное, свободолюбивое и неуправляемое. На пути из Испании Николай остановился в сказочном Руэрге. В монастыре Святого Семейства в Виль-Франш-де-Руэрге он повидался с младшей своей сестричкой — восемнадцатилетняя Ольга стала монахиней.

Маяк. Эскиз Никола де Сталя. Был выставлен на антибской выставке «Осень и зима», посвященной последним месяцам жизни художника

Вернувшись в Брюссель, Николай снял мастерскую и стал заниматься живописью самостоятельно. Кое-что он зарабатывал росписями по чужим эскизам. Все ему дается, но становится ясно, что это еще даже и не начало. Месье Фрисеро разочарован и обеспокоен. Он помнит, что их предок, великий Жозеф Фрисеро, после всех своих успехов умер нищим. Что ж будет с мальчиком? Отец надеялся, что он хоть займется архитектурой, ведь обещал. Но Никола неуправляем, беспечен — он сын воли. Часто проводит время в русской ночлежке, среди русских беженцев. А чаще и вовсе не поймешь, где он пропадает.

В 1936 году состоялась его первая выставка — в брюссельской галерее Дитриш. В Париже Никола познакомился с молодым русским художником Ростиславом Лукиным. Всего лет на десять старше его был Ростислав, но удивительной была его судьба, как у всех здешних русских. Выбрался он из Феодосии шестнадцати лет от роду, сперва учился в гимназии в Константинополе, потом в маленьком городке Моравска Тшебова, потом в богословской школе, откуда сбежал. Учился и в Париже, писал там иконы для русской церкви. И сейчас есть в Париже такое общество — «Икона», а тогда во главе его стоял один из братьев Рябушинских — Владимир Павлович. Там мастера были замечательные, у них Лукин и учился, а теперь вот приехал в Брюссель, добыл кое-какие заказы в Бельгии… Лукин написал икону «Богородица — защитница русских на чужбине». И правда ведь, защитница.

Икона Р. Лукина «Божья Матерь, небесная покровительница Зарубежной Руси». 1932 год

Музей Ростислава Лукина в деревушке Арсонваль

Понравилось Лукину в Бельгии, вот бы здесь остаться. Ростислав Лукин показал Никола де Сталю технику иконописи, вот тогда и пришла Николаю идея — устроить выставку икон и портретов. Зазвали Лукина и принялись за работу. Никола написал пять икон. Договорились в маленькой галерее месье Дитриша на брюссельской улице Монтань-де-ла-Кур снять зал на неделю. Большого шума не было, а все же не прошла выставка незамеченной. Один из критиков упомянул в брюссельской газете про «молодого и талантливого художника барона де Сталь». Какая-то молоденькая девушка заглянула на выставку, умилилась, купила две иконы. Оказалось — дочь знаменитого дельца и мецената барона де Брауэра. Так попался молодой художник на глаза бельгийскому меценату.

С симпатичным Ростиславом они еще раз-два виделись. Получил в конце концов Ростислав Лукин бельгийское подданство, часто бывал в Брюсселе, но Никола к тому времени в Брюсселе уже почти и не появлялся, оба они были неутомимые странники.