Таким был Саша Гитри - Жан-Филипп Сего
Начало дня в доме на Элизее Реклю: мадам Шуазель, не теряя ни минуты, работает в кабинете, собирая необходимые документы для адвокатов своего патрона. Внезапно открывается дверь и появляется... Женевьева!
Последняя мадам Гитри (поскольку развод официально не оформлен), узнав о несчастье, постигшем мужа, считает, что теперь её место здесь. Благородное чувство, но оно несколько стесняет мадам Шуазель, на которой висит тысяча дел. После нескольких минут разговора Женевьева решает перейти улицу и поселиться в доме Сьюзи Прим. Одной заботой меньше.
Но мадам Шуазель снова потревожили. Это горничная Мария пришла предупредить её о том, что трое молодых людей хотят немедленно её видеть. Самоотверженная секретарша воображает худшее и говорит себе, что они, несомненно, пришли с обыском или допросами.
Но её ждал приятный сюрприз! Потому что этих трёх молодых людей с юношескими лицами звали Анри Белли (Henri Belly), Жан-Клод Брие (Jean-Claude Briet) и ... Ален Деко (Alain Decaux)[106]. Они были пылкими поклонниками Мэтра и, узнав о его аресте, решили, что его дом непременно нужно защитить от любых грабежей. И они не ошибались, ведь, как известно, частный особняк Гитри — музей! Поэтому мадам Шуазель принимает предложение и проживёт несколько недель в компании этих молодых людей, которые обеспечат безопасность, а также добавят жизни этому месту. «Они приступили к своим “обязанностям” в тот же вечер. Они расположились лагерем в коридорах, спали в креслах и несли круглосуточную вахту по очереди. Ежедневно четвёртый мушкетёр, Жан-Клод Колен-Симар (Jean-Claude Colin-Simard), приходил за "бюллетенем о здоровье дома". Эта молодость, эта симпатия подняли нам настроение. Я даже помню, как захохотала, когда встретила Жан-Клода Брие, высокого парня с нескончаемыми ногами в военном шлеме. Смехотворно маленький шлем, похожий на напёрсток на тыкве. Потом он мне объяснил, что позаимствовал эти "доспехи" у сына своих друзей».
В мэрии 7-го округа постепенно проводят допросы арестованных. Гитри пытается выяснить, когда настанет его очередь. В 17 часов снова появляется надзиратель, подходит к нему и обыскивает карманы, чтобы конфисковать сигареты:
— Вы думаете, мы позволим вам курить, когда у ваших охранников сигарет нет?
Проходит ещё час, и заключённого, наконец, допрашивают в комнате, в которой находилась дюжина вооружённых молодых людей из FFI.
Допрос начался с фотографирования всех доставленных и продолжился с напоминания о письме Виллеметца, которое находилось в руках допрашивающего:
— Я вижу, вы ожидали ареста.
Письмо отказались возвратить, и после нескольких банальных вопросов Саша вернули в зал бракосочетаний.
Ожидание продолжается. Саша Гитри, которому в то время было пятьдесят девять лет, не предложили ни пить, ни есть с момента его ареста. В 20 часов ему сообщили, что он должен встретиться с мсьё Тетанжэ (Taittinger), главой муниципального совета. С некоторой наивностью он вообразил, что его переведут в парижскую ратушу и он там переночует. Полчаса спустя Гитри и Поля Чака вывели во двор ратуши, чтобы погрузить в ожидавший их бронированный автомобиль... Но пунктом назначения машины была парижская Консьержери, камера предварительного заключения (Dépôt — внутренняя тюрьма суда высшей инстанции, расположенная в подвале Дворца правосудия; следственный изолятор. — Прим. перев.).
Атмосфера там была совсем другая. «Сырое и вонючее» помещение, отличительной особенностью которого было то, что оно походило на переполненный кабинками клозет, который к тому же безнадёжно протекал! Там была почти полная темнота. Придётся провести там ночь. Но дверь открылась и голос произнёс его имя: Саша Гитри. Лабиринт коридоров, и вот наш заключённый стоит перед стеклянной дверью, которая открылась перед ним. Мужчина в белом халате встретил его словами:
— Вот он, подлец! — Затем он, в присутствии помощников, бросил ему в лицо: — Этого ублюдка завтра осудят, а потом расстреляют!
Следом был обыск, который традиционно предшествует заключению. После того, как у него изъяли драгоценности, деньги (37 500 франков) и бумажник, из которого вынули три фотографии, водительские права, чековую книжку, адрес багетчика, письмо отца и портрет Ренана, его попросили сдать шнурки от обуви. Саша сказал, что это будет не сложно, так как на нём только шлёпанцы... И слова тюремщика:
— Камера 117... А потом, э-э-э? Самое суровое наказание!
Туда Саша сопровождали... женщины! Это отделение было под началом монашек. Его конвоировал и вооружённый человек, который при переходах по коридорам постоянно совал ему револьвер под нос и захотел остаться с ним в камере один на один, за закрытой дверью. Что же будет? Внезапно он суёт руку в карман пиджака, достаёт карандаш... и просит автограф!
Накануне Саша Гитри спал в хорошей постели в своём великолепном особняке. Он ещё правил своим маленьким мирком. Он жил в самом центре своих райских кущ. Всё, что ему предрекали, было лишь догадками. С этого времени начался спуск в ад...
Рассказ об этих шестидесяти днях заключения многих удивит. То, что Саша пережил и претерпел там, находится за гранью воображения (особенно для тех, кто имеет лишь смутное представление о том, что же это был за период Очищения). Никаких VIP-камер для знаменитостей, заключённых в тюрьму на следующий день после Освобождения, отнюдь!
Испытание лишением свободы станет для него двойной пыткой: моральной, которой он сможет противостоять с достоинством, рассудочностью и какой-то бравадой, но последствия которой будут ужасными и многое изменят в его характере и отношении к жизни; и физической (акты физического насилия в отношении него были немногочисленны), которая угнетала почти шестидесятилетнего мужчину со слабым здоровьем и постоянными болями, преследующими его с подросткового возраста. Вероятно, эти физические испытания сократили жизнь Саша Гитри, о чём рассказывали многочисленные свидетели, такие как Поль Дельзон, его адвокат: «Я хотел бы подчеркнуть, что Саша Гитри умер во многом из-за того, что ему пришлось пережить в 1944-1945 г.г. История Vél’d’Hiv’ отвратительна» (Vél’d’Hiv’ — аббревиатура Парижского зимнего велодрома, где первоначально содержался Гитри до Дранси, прежде чем его адвокаты добились перевода в тюрьму Фрэн (Fresnes), которой управляли военные, а не FFI. — Прим. перев.).
В книге «60 дней в тюрьме» («60 jours de prison») Саша Гитри подробно описал это испытание. Всем, кого интересует этот вопрос, стоит прочитать этот поучительный текст, один из лучших о периоде Очищения после Освобождения, которые только могут существовать.
Но больше всего он пострадает не от тюремного заключения, каким бы суровым оно ни было. То, что его будили ночью, оскорбляли, грозили утром расстрелять, со временем превратится в своего рода «живописное воспоминание». Саша очень скоро осознает, что имел дело только с бедными правдоискателями. Он не будет испытывать к ним ненависти, и когда его спрашивали о причине, он повторял:
— Потому, что, когда я
