Эрнест Генри Шеклтон - В сердце Антарктики

После короткой остановки мы двинулись дальше. На нашем складе вдруг вспыхнула яркая светящаяся точка. Когда в 16 часов мы достигли его, оказалось, что это жестянка с сухарями, поставленная на снег так, чтобы отражать лучи солнца. Она была похожа на большой глаз, который нам весело подмигивал. Мы думали, что склад ближе, чем оказалось в действительности, так как судили по обычной высоте наших складов, а это был снежный холм высотою более 3 метров, с двумя бамбуками, концы которых были связаны вместе, и с тремя флагами. Превосходный знак! Джойс и его товарищи хорошо сделали свое дело. Теперь едой мы обеспечены, остается только добраться до судна.

Я залез на вершину склада и оттуда кричал товарищам, какая роскошь нас ожидает. Сначала я скатил вниз три жестянки с сухарями, потом ящики, содержавшие лакомства всех видов. Многие из них были присланы нам друзьями. Тут находились чернослив, яйца, печенье, плум-пудинг, имбирные пряники, засахаренные фрукты и даже свежая вареная баранина, приготовленная на судне! После трех месяцев лишений и голода мы вдруг оказались обладателями пищи богов, а аппетиты у нас были такие, что и боги могли позавидовать. Кроме этой роскоши, был также достаточный запас обычного нашего рациона. Сегодня вечером мы устроили из сухарной банки даже вторую плиту и приспособили второй примус для варки лакомых кушаний. Наши сны о пище претворились в действительность!

Однако наевшись вдоволь сухарей, съев по две чашки пеммикана и напившись какао, мы почувствовали, что наши съежившиеся за это время желудки не в состоянии вместить больше пищи, и, волей-неволей, пришлось остановиться. Невозможно передать, какое облегчение мы теперь почувствовали. Никаких новостей с судна мы не получили. В письме, оставленном в складе, говорится лишь, что судно пришло 5 января и что все обстоит благополучно. Письмо это было помечено 22 января и подписано капитаном Ивенсом. По-видимому, это тот самый Ивенс, который был капитаном на «Куниа». Теперь нам остается лишь добраться до судна, и я надеюсь, что нам это удастся.

Уайлду сегодня вечером лучше. Погода превосходная, теплая, – температура —12,2 °C. Пишу лежа в мешке, а тут под рукой у меня сухари, шоколад и варенье!

24 февраля. Встали в 5 часов и в 7 часов позавтракали сухим молоком, яйцами, овсянкой и пеммиканом со множеством сухарей. Шли до 13 часов, и после второго завтрака – до 20 часов, пройдя за день 24,1 км. Погода была хорошая. Хотя нам и приходится теперь тащить солидную тяжесть, но мы не ощущаем ее так сильно, как ощущали более легкий груз в голодном состоянии. У нас достаточный запас хорошой пищи внутри, и время от времени то тот, то другой по дороге съедает сухарь или кусочек шоколада. Зная по опыту экспедиции Скотта и Уилсона, как это опасно, я принимал все меры к тому, чтобы не переедать. У Адамса совершенно удивительная способность переваривать пищу, он может не особенно стеснять себя. Дизентерия Уайлда сегодня несколько уменьшилась. Он ест с осторожностью, лишь то, что можно. Как приятно, что есть возможность выбирать и не особенно стесняться в пище. В письме Мёррея ко мне имеется одно непонятное место, где говорится, что Макинтош на льдине отогнан ветром от берега. Конечно, все это разъяснится, когда мы вернемся. Во всяком случае, как будто все обстоит благополучно. От нашей Северной партии, а также и от Западной известий нет. Сегодня мы легли спать совершенно сытые.

25 февраля. Встали в 4 часа, чтобы выйти пораньше. Опасаемся, что если не будем торопиться, то судно успеет уйти, и мы останемся. Войдя в палатку, чтобы завтракать, я увидел, что Маршалл болен – у него спазмы в желудке и опять возобновилась дизентерия. Пока мы завтракали, поднялась метель. Как только над Минна-Блаф появились скопления разорванных облаков, мы укрепили все, что можно, так как ожидали, что разыграется сильная буря. Я считал, что Маршалл не в состоянии идти в бурю, и мы остались на месте. После полудня продолжали лежать в спальных мешках; погода несколько прояснилась, но ветер все еще был очень сильный.

Если к вечеру Маршаллу не будет лучше, придется его оставить с Адамсом, а нам вдвоем отправиться дальше, так как время идет, и судно, согласно данным инструкциям, может отплыть 1 марта, если пролив не свободен от льда. Ветер такой, что я с трудом добрался до палатки Маршалла. Он все еще в плохом состоянии, но полагает, что завтра сможет идти.

27 февраля. Пурга прекратилась в полночь. Мы встали в 1 час, в 2 часа позавтракали и вышли в 4 часа. В 9 часов 30 минут остановились для второго завтрака, в 15 часов пили чай, в 19 часов поели основательнее и шли опять до 23 часов. Остановились лагерем, сварили похлебку и в 1 час легли спать. Прошли, таким образом, 38,6 км. Маршалл сильно страдает, но все же идет и не жалуется – впрочем, он никогда не жалуется.

5 марта. Хотя 27 февраля легли спать лишь в 1 час, в 4 часа мы встали и, хорошо подкрепившись, в 6 часов снова отправились в путь. Шли до 13 часов. Маршалл не способен был тащить сани, дизентерия его усилилась, и во второй половине дня после еды ему стало еще хуже. В 16 часов я решил разбить лагерь, оставить здесь Маршалла под присмотром Адамса и дальше двигаться вдвоем с Уайлдом, взяв провизию на один день, а все остальные запасы предоставить оставшимся в лагере. Я рассчитывал взять на судне спасательную партию. Мы сбросили с саней все, кроме компаса, спальных мешков и однодневного запаса провизии. В 16 часов 30 минут мы с Уайлдом двинулись в путь. Шли до 21 часа, поели и продолжали дальше идти по очень твердому снегу до 2 часов 28 февраля. На полтора часа мы остановились против северо-восточного конца острова Уайт-Айленд, но не спали, затем отправились дальше и шли до 11 часов. К этому времени все наше продовольствие кончилось. Мы подавали сигналы гелиографом в надежде привлечь внимание наших товарищей на Наблюдательном холме. В ожидании нашего возвращения там должны были наблюдать, но обратных сигналов мы не получили. Единственное, что оставалось делать – это двигаться вперед, хотя мы и были уже страшно утомлены.

В 14 часов 30 минут впереди стала видна открытая вода: очевидно, километрах в шести к югу от мыса Армитедж лед разошелся. Полтора часа спустя поднялся сильный ветер, погода стала пасмурной, и видимость ограничилась. Однажды нам показалось, что мы видим продвигающуюся навстречу партию людей, и сани сразу стали легче, но через несколько минут обнаружилось, что это группа пингвинов шествует по краю льда. Туман стал таким густым, что было видно только на самом коротком расстоянии, и мы вдруг очутились у самого края льда. Лед колебался то вверх, то вниз: мы рисковали, что льдину может оторвать и вместе с нею унести нас. Я решил оставить здесь сани, так как знал, что если мы достигнем мыса Хат, то там сейчас же найдем помощь. А дело обстояло так, что помощь уже настоятельно требовалась. Нам необходимо было добраться как можно скорее до крова и до пищи. У Уайлда болели ноги, он шел с трудом.