Андрей Капица. Колумб XX века - Щербаков Алексей Юрьевич

О. М. Горшкова, долгие годы ассистируя Андрею Петровичу в подготовке и чтении лекций, восемь лет, с 1994 по 2002 год, проработала непосредственно в кабинете заведующего кафедрой РПП: «Я сидела в его кабинете, потому что Андрей Петрович и Анатолий Всеволодович (Краснушкин. — Прим. авт.) считали, что им нужен надежный человек, который был бы всегда рядом. Мы тогда переживали очень трудное время — вы не поверите: ничего не было, мы еле-еле проводили практикум. А Андрей Петрович собирал контакты. Записывал их в блокноты, на газетках, на разных бумажках. У него был большой телефонный справочник, и он все время просил Евгения Анатольевича Красильникова чего-то в него перепечатать, так как вечно что-то терялось. Он держал свой справочник в столе в распечатанном виде, чтобы быстро находить нужные телефоны. Вот такой толщины! И бедный наш Евгений Анатольевич все его печатал, печатал старательно.

Когда Андрей Петрович приходил на кафедру, то все документы читал и подписывал сам. Это у него, говорили, привычка еще с Дальнего Востока. В то время на его фамилию Капица приходило множество писем. Ему писали разные люди, которые чего-то изобрели. А я, как помощница, их вскрывала и просматривала: „Андрей Петрович, вот это вроде нормальное. Почитайте“. Читал. „А это письмо какое-то странное“ Он пробегал: „Да…“ Я говорю: „Что же делать? Человек ведь ответа ждет!“ — Я была такая наивная, правильная девушка — а он мне: „Есть такой чиновничий метод ‘затерять бумагу’. Пусть полежит. Ну, не заметили: у нас же много бумаг! Ошиблись, бывает“. Но я старалась не ошибаться.

Однажды у меня заболел сын. Конечно, мать есть мать — я была сама не своя. Прихожу на кафедру грустная вся. А он сидит вот в этом кресле и говорит: „Оля, у вас что-то случилось? Скажите мне, пожалуйста, что у вас произошло? Вот честно. Я вам хочу помочь. Может, я смогу вам помочь“. И ведь помог! Очень помог! Ну, я сначала стеснялась: думаю, господи, мои проблемы, зачем я буду о них ему говорить?! Но он все у меня выпытал, по-человечески, и я как на духу все ему рассказала. А он: „У меня муж сестры моей бывшей жены — очень хороший врач. Он вам поможет“. И всех нас связал, позвонил, куда надо, и после этого все стало хорошо. Так что большое ему спасибо! Я не просила — он сам видел, что у человека что-то не то. Мелочь, казалось бы, а тоже его характеризует!

Он свою первую жену никогда не забывал. До последнего в день ее рождения и день смерти закрывался в кабинете с Анатолием Всеволодовичем, и они поминали вдвоем. Краснушкин был его ближайшим другом и соратником еще по Антарктиде. Я уж и не совалась. Так как-то, пискнула несколько раз: „Андрей Петрович, вам же нельзя!“ Потом поняла, что лучше не надо.

Кстати, он совсем не жадный был: сервиз на кафедру купил. Чай-кофе, печенье, что-нибудь из еды всегда приносил или деньги давал: „Оля, пойдите, купите, пожалуйста!“ Я говорю: „Вы много даете!“ Было общение, какое редко встретишь в жизни.

А у него самого дома тогда батареи текли, он жаловался. Я как-то к нему пришла, Андрей Петрович увидел, что я голодная, и усадил меня чай пить. А я смотрю, он такие красивые краны к батареям привинтил! Сказал: „Это я сам!“

Домой к нему с бумажками ходили все. Если кто-то стеснялся: „Ой, я стесняюсь, Оль, отнеси!“ — я шла и несла. Конечно, ему было удобнее, чтобы все бумаги сразу собрали и принесли. Ну, мы так и делали, чтобы его просто не напрягать. Но если было что-то личное, всегда можно было прийти к нему в зону „И“, только предварительно позвонить.

Он много рассказывал нам интересных, занимательных историй. Например, как в Африке они ездили к масаям. Эту он особенно любил рассказывать студентам. Поскольку Андрей Петрович был начальником экспедиции, он должен был принять чашу из рук вождя. А у масаев традиция: они наливают в чашу из скорлупы большого кокосового ореха буйволиное молоко и туда же, помешивая, выпускают из этого буйвола кровь. Так Андрей Петрович, удивительным образом небрезгливый человек, выпил эту чашу до дна! Он стал, по-моему, первым европейцем, который это дело осилил. После чего вождь масаев был им так покорен, что отдал приказ своим ничего не трогать на территории, где работает советская экспедиция. А они в разных местах расставляли геофизические приборы — изучали Восточно-Африканский рифт. В итоге масаи ни одного прибора не тронули, ни одного винтика не отвинтили и даже охраняли приборы от зверей и пришлых охотников. Андрей Петрович умел объясниться даже с вождем масаев!

И таких баек для студентов у него был миллион. У него был особый стиль — он всегда рассказывал сугубо научно, все очень интересно, все научно доказано, но через какое-то время, когда студенты уставали, он обязательно вставлял байку.

Андрей Петрович читал студентам курс лекций „Введение в pациональное природопользование“. Курс интересный, своеобразный. Он строил его на опыте своих исследований, а опыт у него был необычайно широкий — на синтезе наук. И конечно, на каждую проблему, которую поднимал, он приводил конкретный пример. Однажды даже рискнул — прочитал лекцию о ноосфере Вернадского (Владимир Иванович Вернадский, академик, геолог, геохимик, мыслитель, один из виднейших представителей русского космизма. — Прим. авт.). Но понял, что студенты не всегда понимают такие вещи. В Московском университете всегда была корпоративность, а вот синтеза не хватало. Ведь даже когда при переезде на Ленинские горы создавали общий Музей землеведения по естественным наукам, все кончилось скандалом. Каждый хотел целиком забрать себе всю верхнюю часть главного здания МГУ: геологи отпихивали биологов, биологи — географов, и так далее. Пятьдесят лет должно было пройти, чтобы все улеглось!

Летом Андрей Петрович обычно уезжал в Кембридж и жил там месяц, от силы полтора. Но в августе, на приеме на кафедру второкурсников, обязательно присутствовал и задавал им вопросы.

В общем, экономически „выползать“ мы стали только в 2001–2002 годах, когда я уже окончательно перешла в лабораторию мониторинга водных систем. Но все равно, если Андрею Петровичу что-то было нужно — его лекции это святое, — я ему помогала и на все его лекции ходила.

Студенты Андрея Петровича очень любили. Он был умный, очень хороший, добрый, мудрый и вообще великий!»

«Нарисовать Андрея Петровича какой-то одной краской — белой, черной, серой — нельзя, — говорит Д. Д. Бадюков. — Он был сложный человек, но интересный. Он мне показал в жизни, как надо относиться к открытиям мировой науки — очень полезным, но сделанным, к сожалению, не у нас. Спокойно. Но выхватывать все ценное. Петрович это умел: свободно ездил за границу, напрямую общался с зарубежными светилами и первым из российских ученых, обычно плохо знающих языки, прочитывал иностранные научные журналы».

В годы, когда в нашей науке почти ничего не происходило, Андрей Петрович Капица давал комментарии к актуальным мировым проблемам. На электронной страничке Российской академии наук сохранилось интервью, данное Андреем Петровичем Капицей газете «Вечерняя Москва»:

«Верно, ледники тают. На протяжении веков идут глобальные потепления, потом похолодания. Они сменяют друг друга. Так, в XI веке был период, когда в Гренландии, например, стало настолько тепло, что там поселились выходцы из Исландии — викинги. Не зря „Грин ланд“ — в переводе на русский означает „зеленая земля“. Сейчас этот остров целиком покрыт льдом, а тогда все цвело, стояла вечная весна.

Потом начался малый ледниковый период, викинги покинули Гренландию и вернулись в свою Исландию. Кстати, именно викинги, а не Колумб, на мой взгляд, первыми открыли Америку, путешествуя в поисках более пригодных для жизни земель. Все это мы поняли, изучая рельеф Антарктиды. Удалось выявить закономерность в колебаниях температур воздуха. Пробурили скважину глубиной 3,5 км и по анализу керна определили, какое количество углекислого газа выбрасывалось в атмосферу в разные периоды жизни Земли. Получилась кривая, которую я до сих пор на лекциях демонстрирую студентам. Стало очевидным, что колебательный природный процесс никак не связан с выбросами СО2 человеком в атмосферу.