Монархи Британии - Вадим Викторович Эрлихман
Следующие месяцы стали в определенном смысле разочарованием. Конрой и герцогиня продолжали плести интриги. Виктория была недовольна попытками дяди Леопольда втянуть ее из «монархической солидарности» в династические конфликты в Испании и Португалии. Она все больше и больше зависела от Мельбурна и даже ревновала, когда он не мог встретиться с ней. Она очень боялась растолстеть и каждый день измеряла свой вес. Королева нервничала и часто была несправедлива; примером этого стало злосчастное дело леди Флоры Гастингс. Эта 32-летняя придворная дама, креатура Конроя, была не замужем и вдруг начала быстро полнеть. Баронесса Лецен, всегда готовая к самому худшему со стороны угнетателя ее любимицы, сообщила об этом королеве, и после совета с Мельбурном они решили, что Флора беременна от Конроя, которого называли не иначе как «дьявол во плоти». Когда скандал вышел за пределы дворца, Флора с неохотой согласилась на медицинское обследование, и доктор Кларк удостоверил ее девственность. Веллингтон советовал замять дело, и королева даже извинилась перед леди Флорой, но герцогиня и Конрой жаждали мести и развернули наступление на Викторию; историю подхватила пресса, осудившая «бессердечную королеву».
В разгар скандала Виктория оказалась в одиночестве — в январе 1839 года правительство Мельбурна потеряло поддержку парламента и ушло в отставку. «Состояние боли, тоски и отчаяния, в которое я погрузилась, легче вообразить, чем описать! — записывала она в дневник. — Все, все мое счастье ушло. Мирная, радостная жизнь разрушена, и милый лорд Мельбурн больше не мой министр. Я очень сильно плакала»[131]. Мельбурн, первый из десяти пережитых Викторией премьеров, посоветовал ей утвердить в качестве его преемника лидера тори Роберта Пиля, хотя он ей и не нравился. По обычаю придворные дамы должны были принадлежать к партии, находящейся у власти, но королева не хотела отказываться от тех, к кому она привыкла. Тогда Мельбурн сказал ей: «Ваше Величество, лучше понадейтесь, что вас покинут только те домашние, что связаны с политикой»[132]. Когда Пиль явился к ней за утверждением, «я сказала, что не могу отпустить никого из моих дам и даже вообразить такого. Он спросил, значит ли это, что я хочу оставить всех. „Да, всех“, — сказала я». Несерьезный в сущности вопрос вызвал кризис. Пиль в создавшейся ситуации смог только отказаться от поста. Королева была в восторге — ведь это должно было вернуть ее любимого Мельбурна. Однако ее действия мгновенно вызвали ропот в обществе, отвыкшем от королевского своеволия. Гревилл писал: «Наши учреждения подвергаются серьезному испытанию, когда из-за каприза девятнадцатилетней девушки рушится целое министерство. Простая причина этого заключена в том, что королева не в силах пережить мысль о расставании с лордом Мельбурном, который для нее — всё. Ее чувства сексуальны, хотя она не сознает этого, и, хотя и неосознанные, они достаточно сильны, чтобы опрокинуть все мудреные рассуждения»[133].
Упрямая и неуступчивая Виктория воображала, что одержала победу, особенно когда ненавистный Конрой наконец покинул Англию. Но она лишилась значительной доли популярности, а худшее было впереди: в июле леди Флора умерла — как потом выяснилось, от рака кишечника. Виктория винила себя в ее смерти, а авторитет ее упал так низко, что она считала удачным тот день, когда во время прогулки в Гайд-парке не слышала «злобного шипения». Казалось, что положение может исправить только замужество. Мельбурн и дядя Леопольд осторожно намекали королеве на это, но она сочла это «шокирующей альтернативой. Во всяком случае, это не будет решением еще два или три года»[134]. Однако в октябре дядя уже привез в Англию найденного им жениха, принца Альберта Саксен-Кобургского. Виктория уже видела его раньше, но не особенно впечатлилась. Теперь все изменилось: «Альберт совершенно очарователен и так замечательно красив — дивные голубые глаза, благородный нос, красивый рот с тонкими усиками и маленькими, едва обозначенными бакенбардами, прекрасная фигура — широк в плечах, но с тонкой талией. Мое сердце просто провалилось куда-то»[135].
Они ездили верхом, они танцевали, они без конца говорили, они играли на пианино в четыре руки. Виктория сказала Мельбурну, что, кажется, изменила свои взгляды на замужество, но он посоветовал ей недельку поразмыслить. Естественно, что он не восторгался Альбертом так сильно и писал лорду Джону Расселу: «Не знаю, можно ли подобрать что-нибудь лучше. Он кажется вполне подходящим молодым человеком, хорошо выглядит, а что до характера, то мы всегда сможем на него повлиять»[136]. Виктория не смогла выдержать неделю. 15 октября, через пять дней после приезда Альберта в Англию, она первая сделала ему предложение. «Я сказала ему, почему я хотела видеть его — и что я буду совершенно счастлива, если он согласится с моим пожеланием»[137]. Альберт, которого дядя Леопольд уже несколько лет склонял к женитьбе, одобрил невесту, о чем писал другу: «Думаю, что я буду совершенно счастлив, поскольку Виктория обладает всеми качествами, могущими обеспечить семейное счастье, и, кажется, привязалась ко мне всем сердцем»[138]. Невеста была настроена куда романтичнее, о чем красноречиво свидетельствует дневник: «Мы целовались снова и снова, и он говорил мне: „О моя дорогая, моя малышка! Я так тебя люблю, что не могу выразить“. Какие это были сладкие мгновения! Мы так нежно сидели рядышком на голубом диванчике; никакие другие влюбленные не были счастливее нас»[139].
Альберт вернулся домой, чтобы приготовиться к женитьбе, и Виктория осталась наедине с прежней враждебностью. Англичане не желали, чтобы их королева выходила за захудалого немецкого принца — это казалось им оскорблением нации. Парламент урезал его предполагаемое содержание до 30 тысяч фунтов и отказал в титуле лорда; злобный старик Камберленд гордился своим превосходством над ним. Были и другие нехорошие признаки: Альберт оказался чрезмерным пуританином, который счел английский двор «аморальным» и
