Маркус Вольф - Игра на чужом поле. 30 лет во главе разведки

На контакт с Малером (Художником) мы вышли через его друга по учебе. Оба когда-то состояли в одной группе Сопротивления Герберта Баума, которая в 1942 году попыталась взорвать и поджечь нацистскую выставку. Тридцать пять членов группы были казнены. Малер эмигрировал еще до начала войны, а его друг прошел через арест и концлагерь. Когда оба опять встретились после войны, друг занимал высокий пост в финансовой системе ГДР. Он и установил связь между Малером и моей службой.

Малер не был догматиком, однако оставался убежденным коммунистом. В своей первоначальной профессиональной сфере — экономике — он подверг беспощадному суду принятую в ГДР и Советском Союзе систему и доказал, что практика “реального социализма” даже отдаленно не напоминает применения или хотя бы развития учения Маркса.

Он имел влиятельных друзей в Вашингтоне и в наших интересах установил связи с послом США в Бонне и посланником в Западном Берлине. Одним из его источников был Эрнст Леммер, министр по общегерманским вопросам, от которого Малер во время своих приездов в Федеративную республику получал подробную информацию. Малер представил мне ясную картину связей Леммера с различными секретными службами, базирующимися в Швейцарии, — и с западными службами, и с КГБ.

Технические средства и связь через курьеров Малер отверг категорически. Свои сообщения и аналитические обзоры он диктовал на пленку. За свою работу денег никогда не брал, кроме оплаты транспортных расходов. Он был осторожен, но никогда не трусил. Когда мы предложили ему привлечь к нашей работе его взрослых детей, он решительно отказался.

Если Малер использовал свои контакты прежде всего в Федеративной республике, то Кливия (псевдоним эмигранта, который стал юристом) был доверительно осведомлен о внутриполитической жизни США. Он был нервознее спокойного Малера и, в отличие от него, почти трусливо озабочен своей безопасностью. Это могло быть следствием его впечатлений от допросов в Комиссии по антиамериканской деятельности, которые привели к увольнению с государственной службы.

Кливия собрал богатый архив, который содержал акты процесса нацистских дипломатов, процессов Круппа и Рехлинга, а также процесса Эйхмана в Иерусалиме, на котором он присутствовал. Во время Нюрнбергского процесса он входил в состав прокурорской группы, и с той поры одной из главных целей его жизни было воспрепятствовать ползучей ренацификации в Федеративной республике.

Будучи атеистом, он придавал большое значение своему еврейскому происхождению и в моей принадлежности к этой нации видел нечто связывавшее нас. От него я впервые услышал, что путь моего отца от гуманиста из еврейского родительского дома к превращению в писателя-коммуниста не в последнюю очередь объясняется его еврейскими корнями. Репрессии и симптомы безудержного антисемитизма в Советском Союзе он не мог ни понять, ни простить. К ГДР он не предъявлял таких претензий, иначе он не был бы готов к сотрудничеству с моей службой.

Сотрудничество с Кливием складывалось куда сложнее, чем с Малером. Так как он жил в Германии и был женат на немке, которая, по его мнению, не должна была знать, что он для нас работает, каждая его поездка становилась предметом обстоятельных обсуждений. Нужно было придумывать для его жены алиби, причины для посещения каждого партнера и в Вашингтоне, и вне его, а кроме того, должна была быть определена и финансовая сторона, поскольку, в отличие от Малера, Кливия мог нуждаться в тех деньгах, которые мы ему платили. Короче говоря, в его душе, не утихая, жило противоречие между побуждениями и чувствами. Тем не менее его информация, особенно в кризисные 1961 и 1962 годы, представляла большую ценность для оценки американской политики.

До начала 70-х годов “доктрина Хальштейна” еще действовала и препятствовала созданию дипломатических представительств ГДР в Вашингтоне и при ООН, и наши официальные контакты были скудными. Подразделение моей службы, занимавшееся США, старалось совместно с сектором науки и техники распространить свои действия на их территорию. Однако наш отработанный метод засылать агентов, снабжая их документами здравствующих или умерших современников, был очень сложен и трудоемок. Кандидаты с наполовину реальной биографией в качестве так называемых двойных агентов сначала должны были выехать в Южную Африку, Латинскую Америку или в Австралию, где им надо было прожить некоторое время, прежде чем зацепить основную цель — США. А в том случае, если они благополучно устраивались в США, проходило еще довольно много времени, пока они могли начать там непосредственную работу. При благоприятных обстоятельствах они получали возможность время от времени добывать интересную информацию в пределах своей профессиональной работы.

К сожалению, этот метод внедрения заключал в себе тот риск, который и позволил в конце 70-х годов западногерманскому Ведомству по охране конституции выследить многих наших агентов. Тесное сотрудничество между Ведомством по охране конституции и ФБР привело к тому, что акция “Регистрация” распространилась и на наших агентов по ту сторону Атлантики. Наиболее тяжелым ударом для нас были раскрытие и арест Эберхарда Люттиха (псевдоним Брест), который после ареста выдал все, что знал.

Люттих — один из немногих штатных офицеров министерства безопасности, которых мы выбрали для нелегального внедрения и специально готовили. С псевдонимом и соответственно вымышленной биографией мы в 1972 году заслали его в Федеративную республику. В Гамбурге он устроился на фирму, занимавшуюся международными перевозками, и через непродолжительное время получил руководящую должность в ее нью-йоркском филиале. Характер его работы позволял ему добывать нужную для нас информацию о транспортировке вооружений и о передвижениях армейских подразделений США, и одновременно он готовился через какое-то время завербовать агентов и руководить ими.

Сделать этого он не смог вследствие акции “Регистрация”. Слабости нашей методики внедрения далее уже нельзя было отрицать, и нам пришлось — как следствие предательства Люттиха — съесть кислое яблочко и постепенно отозвать из США всех наших легализованных “нелегалов”, среди них еще одного офицера и супругов-ученых. Обо всем остальном, что было существенным в нашей методике, он после своего ареста в конце 1979 года гамбургской полицией не только рассказал до мелочей, но также сообщил, что наш центр в Восточном Берлине связывался со своими агентами в США посредством односторонней радиосвязи, передатчик которой находился на Кубе. Понадобились годы, чтобы построить этот передатчик. Люттих выдал также и своего связного, который был тотчас же арестован и которого мы лишь два года спустя смогли освободить, обменяв на западных агентов.