Михаил Ахманов - Золотой свисток или Вояжи писателя Ахманова
И тут Ахманов сплоховал. Ему бы поводить кота за салом, поинтриговать, навешать лапши на уши! А он, честняга, рявкнул в сорок восемь микрофонов, что знать не знает Дэна Брауна, что клал на римский суд, на ангелов и демонов, а также на министерство культуры, коему все россияне – на одно лицо. И, совсем уж разъярившись, добавил, что не убогого Брауна читает, а только Хемингуэя и Достоевского, как и положено персоне с высоким интеллектом.
Тут репортеры, осознав ошибку, принялись сматывать удочки и свои микрофоны. Карабинеры тоже исчезли, и Колизей опустел – почти. Остались трое: небритый мужик, мерзкая тощая дама и Сема Хейфец из НЕФа, то есть из "Новой еврейской фантастики". Мужик, явный белоэмигрант, трудился в "Славянском базаре", а мерзкая дама была феминисткой или суфражисткой. Ахманов в этом не очень разбирался, но решил, что убеждения дамы продиктованы ее внешностью.
– Ходят слухи, что вы – большой негодник, мсье Ахманов, – начала тощая.
– Натуральный сукин сын, – подтвердил Ахманов, кивая небритому – давай-ка, мол, свои вопросы.
Небритый промолчал, зато вперед вылез Сема, бывший бобручанин, а нынче житель Хайфы:
– Как вы относитесь к арабам?
– Никак. Ни с одним арабом не знаком.
– Но вы же еврей!
– Я – гражданин мира и сторонник расовой дезинтеграции, – веско произнес Ахманов.
– Де… чего?
– Дегельминтизации и дератизации, – пояснил Ахманов, после чего Сема впал в легкий ступор.
Зато пошла в атаку тощая дама:
– Ходят слухи, мсье Ахманов, что на Таити вы ели человечину. Признайтесь, вы каннибал?
– Хуже, – сказал Ахманов. – Я – некросадист со склонностью к копролагнии.
– И кого вы… это… копролагнули? Нельзя ли поподробнее?
– Без комментариев, – молвил Ахманов. – Это вопрос большой политики. Тут такие персоны замешаны… – Он поднял глаза вверх и многозначительно ухмыльнулся.
Тем временем, получив передышку, Хейфец из НЕФа пришел в себя.
– В романах "Бойцы Данвейта" и "Темные небеса" вы описали битвы человечества с расой дроми. Не есть ли в этом элемент иносказания?
– Это в каком же смысле? – спросил Ахманов.
– В смысле арабо-израильских конфликтов. Люди – это мы, израильтяне, а дроми – это арабы.
От удивления Ахманов икнул.
– Простите, но дроми – земноводные!
– От арабов можно всего ожидать, – убежденно молвил бывший бобручанин Сема.
Снова встряла тощая дама:
– Ходят слухи, мсье Ахманов, что у вас венерическая шизофрения.
– Ерунда! Страдаю только некросадизмом и диабетом.
– А что вы думаете о…
– Вот это самое и думаю, – молвил Ахманов и показал даме средний палец.
Сема кстати разрядил обстановку, вклинившись с новыми вопросами:
– Вы писали о войне Египта с Ассирией, и там есть такой персонаж, такой Давид из палестинских иудеев, отважный благородный воин. Будет ли продолжение у этого романа? И не Давид ли станет главным героем?
– Продолжение будет, – подтвердил Ахманов. – Но не о Давиде.
– О ком же?
– О Хайле. Если помните, там есть такой Хайло из северных земель, а точнее, из Новгорода. Вот о нем и будет роман. О нем, о князе-батюшке Владимире и крещении Руси.
– Почему же о Хайле, а не о Давиде? – обиделся Сема Хейфец. – Вы же еврей и еврейский писатель!
Небритый из "Славянского базара" вдруг захохотал.
– А потому, дурашка, что хоть он еврей, а писатель – русский! Ты «Наемника» с «Наследником» читал? А «Флибустьера»? Написано-то как! Крутяк! И все во славу русского оружия!
– Еврей не может быть русским писателем! – возмутился Сема. – Еврей, он и в Африке еврей! И на Проксиме Центавра еврей! Всегда еврей, во всех проявлениях!
– Еще как может, – возразил небритый. – Вспомни великого русского художника Левитана! И поэта Бродского! И Пастернака! И еще…
Они чуть не сцепились, но тут Ахманов встал между ними и с печальным вздохом сказал:
– Не ссорьтесь, ребята, не надо. Вот моя супруга утверждает, что все мы – потомки Чингисхана.
– Кстати, о вашей супруге, мсье Ахманов! – оживилась тощая дама. – Ходят слухи, что вы бьете жену уполовником! Алюминиевым!
– Вранье, только сковородкой, – сказал Ахманов. – Правда, железной.
Тут он открыл портфель, вытащил сковороду и огрел тощую по голове. А затем отправился с Хейфецем и небритым в ближайшую тратторию (по-русски – пивную), где они обсудили множество проблем – до того, как небритый свалился под стол. А Сема, хоть язык у него заплетался, сказал, что теперь понимает, как Ахманов относится к арабам, и обещал написать об этом в интервью. Обещал твердо и клятвенно, как еврей еврею, после чего тоже исчез под столом. А писатель Ахманов взял такси и отправился в гостиницу.
…Через пару месяцев ему пришла бандероль из Израиля, а в ней – свежий номер журнала "Новая еврейская фантастика". На обложке был нарисован дроми в позе совершения намаза, а затем шли десять страниц интервью с писателем Ахмановым. Но, к сожалению, на иврите, в котором Ахманов не разумел ни слова. И потому он до сих пор не знает, как относится к арабам.
ВОЯЖ 10. ЕГИПЕТСКИЕ НОЧИ
Ехать в Египет писатель Ахманов не хотел. По двум причинам: не было у него доверия к нынешним египтянам, а кроме того друг-египтолог, университетский доцент, рассказывал ему об этой стране в деталях. Доцент там побывал, излазил катакомбы в Александрии, взошел на пирамиды и все другие чудеса тоже досконально исследовал. Так что его историй Ахманову вполне хватало.
А вот жена Ахманова жаждала попасть в Египет, поскольку все ее приятельницы там уже побывали, катались на верблюдах и разглядывали мумии в Каирском музее. Так что в беседах с ними супруга писателя была в невыгодной позиции: вспомнит, бывало, про Испанию или Хорватию, а ей сразу затыкают рот пирамидой Хеопса. Вот она и пилила, и грызла Ахманова, но он крепился и только ворчал: "Знаем этих верблюдов! Залезешь за доллар, а чтоб спуститься стошку требуют! А мумии… что мумии… вот, в Эрмитаже лежит, иди и смотри!"
Но тут у друга-доцента возникла проблема: кончился папирус. Этот папирус делали только в Каире, в музейных мастерских, и доцент привез оттуда метров десять. И студентам своим, чтобы учились писать иероглифы, выдавал по кусочку, так что надолго хватило. Но кончилось. Доцент, компьютерно продвинутый мужчина, пытался купить папирус через интернет, но получил лишь обрывок кошмы из грязной верблюжьей шерсти. Что, конечно, не украшает египетских предпринимателей.
В общем, случился у доцента разговор с Ахмановым, и писатель понял, что от его поездки зависит будущее российской египтологии. Надо сказать, что Ахманова всегда отличали жертвенность и трепетное отношение к науке; потому решил он положить живот на ее алтарь, съездить и папирус раздобыть. А уж как была рада жена!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});