Владислав Гравишкис - В семнадцать мальчишеских лет

Помнится, ожил в те дни тихий Мисяж. Кузьма Шмарин получил личное дворянство. Алевтина Федоровна только руками всплескивала, когда мать называла сказочные суммы, выплаченные Шмариным за получение дворянского звания.

— Совсем с ума сошел, — говорила учительница. — Зачем ему понадобилось дворянство?

— Стало быть, нужно. Теперь он всем ровня, никто гнушаться им не может — дворянин.

По случаю получения дворянского звания Шмарин назначил бал, пригласил на него всю городскую верхушку. Местные барыньки засуетились: каждой хотелось блеснуть нарядом. Работы у швеи стало хоть отбавляй. Анна Михайловна не спала ночами, устала, похудела, но была довольна — заработок хороший, а к зиме деньги — ох, как нужны!

Вся Кошелевка собиралась смотреть гулянку богача. К Дунаевым прибежал посыльный и передал распоряжение Шмарина: Анне Михайловне явиться с иголкой и нитками на тот случай, если что-нибудь случится с дамскими нарядами.

Не успела захлопнуться за матерью калитка, а Витя уже приказал брату собираться:

— Шмаринскую гулянку глядеть будем.

— А мамка?

— И знать не будет…

Вид у него был решительный, и Сережа не стал прекословить.

Виктор задвинул ворота на засов. Перелезли через забор и по узкому переулку сбежали вниз. Уже с плотины услышали, как в шмаринском доме играет духовой оркестр. Ребята побежали быстрей.

Береговая улица была заполнена экипажами. На освещенном двумя фонарями парадном крыльце тумбой стоял толстый урядник. На боку поблескивала рукоять шашки.

Присутствие блюстителя порядка почему-то не понравилось Вите. Он сердито пробормотал:

— Черти принесли!

Сквозь толпу кучеров и зевак ребята протолкались к окнам.

В углу большого зала сидели музыканты. Человек в военной форме стоял перед оркестром и размахивал руками, то и дело оглядываясь назад, на танцующих. Неподалеку от оркестра сидел сам Шмарин.

Рядом с Кузьмой — сухопарый старик в темном костюме. Кончики усов скручены в колечки. Вытянувшись в струнку, он посматривал на танцующих чопорно и строго. Это был немец Карл Шуппе, управитель нового завода. Сам хозяин Сименс Вирт еще глаз не показывал в своем владении.

А по другую сторону Шмарина небрежно раскинулся в кресле жандармский полковник Курбатов из Златогорья. Его голубой мундир на свету казался серым и так же, как у Шмарина, блистал гербовыми пуговицами и погонами.

Какие-то парни во фраках, с большими белыми цветами в петлицах носились по залу, распоряжаясь танцующими. Витя объяснил брату, что оркестр и эти проворные молодчики-распорядители выписаны Шмариным не откуда-нибудь, а из самого Екатеринбурга. Так поступали настоящие дворяне.

Появился толстый урядник. Покрикивая и ругаясь, он отогнал зевак от окон. Витя вступил было с ним в перебранку, но струсивший Сережа оттащил его от окна. Они отправились домой.

На плотине было тихо, темно, безлюдно. Оглянувшись на шмаринский дом, Витя сказал:

— Обожди меня, Сереж! Сейчас вернусь.

— А ты куда? — спросил Сережа, но брат уже скрылся.

Боязно Сереже одному. Он прижался к покосившимся деревянным перилам. Ветра не было, а вода все-таки двигалась, словно дышала — слабые волны накатывались на обложенное булыжником подножие плотины. Кругом чернели горы. Сережа изнывал от страха. Где теперь Витька? Почему он его бросил?

Вдруг в шмаринском доме что-то случилось: сразу перестал играть оркестр, послышались крики, полицейский свисток, шум. Сережка насторожился. По плотине кто-то бежал, тяжело стуча ногами. Сережа спрятался за перила. Человек остановился и негромко прокричал:

— Сережка! Сережка! Да ты где?

Сережка откликнулся, и брат, не сказав больше ни слова, подхватил его за руку и увлек за собой.

Дома зажгли лампу, стали ждать Анну Михайловну. Она принесла с собой узелок с разной снедью: выпросила, должно быть, у толстой шмаринской стряпухи. Постряпушки в платке помялись, но были вкусны, и Сережка ел с удовольствием. Витя же отказался наотрез.

— Нужны-то мне буржуйские оглодыши!

Мать взяла пирожок, осмотрела со всех сторон:

— И не глодано совсем. Тут маленько кусано, так это и обломить можно…

Витя молча достал из залавка кусок черного хлеба, посолил и стал есть.

— А ты, Сереженька, не смотри на брата, кушай — гордость его одолела. Наше ли дело гордиться? — вздохнула мать.

Сережа ел, но почему-то такая вкусная снедь теперь показалась противной. Он тоже потянулся за хлебом.

Анна Михайловна рассказала, что в разгар танцев какой-то озорник запустил с улицы камнем в окно. Разбилось стекло, одному из франтов досталось по лицу, да так сильно, что кровь потекла. Был переполох, стали искать озорника, да не нашли.

— Одного подшибло или еще кого? — спросил Витя и строго глянул на Сережу.

— Сказывали — одного… — Матери пришла в голову какая-то мысль, она подозрительно посмотрела на сыновей: — А вы, ребятки, никуда не ходили?

— Куда же мы пойдем? Сама домовничать заставила.

— То-то же.

Сережа молчал. Теперь он понял, куда отлучался Витя с плотины, но матери такое разве скажешь?

Когда легли спать, он потихоньку спросил:

— Вить, а ты ведь окно выбил? Ага?

— Озорник я, что ли, какой? — отперся Витя.

— Врешь. Я знаю, ты к Шмарину бегал.

Витя поерзал, устраиваясь получше, и неожиданно злорадно проговорил:

— И загалдели же они! Со-обаки!

Он! Не признается, а все-таки он!

И вот теперь живым видением этот случай встал в памяти Сергея. Так, пусть на первый взгляд и своеобразно, начал воевать брат с ненавистным ему миром богачей.

Глава 7

Матрос из Риги

Алевтина Федоровна пришла не одна.

— Принимайте жильца, Анна Михайловна, — сказала учительница. — Вот привела вам хорошего человека.

— Да, да, я ищу небольшую комнату, — с усилием, но очень отчетливо сказал ее спутник.

Вид у него был не совсем обыкновенный: длиннополый сюртук, белая рубашка, крахмальный стоячий воротник и черный галстук, похожий на бабочку. Стальная тросточка и шляпа-котелок совсем смутили Анну Михайловну:

— Что вы, Аленька! Мыслимо ли такому господину у меня жить! Чать, он из благородных…

Учительница и Ян Балтушис переглянулись. Алевтина Федоровна усмехнулась и покачала головой:

— Говорила же я вам, Ян. Зачем вам понадобился этот костюм?

Ян озадаченно развел руками:

— Я не знал. В Риге без хорошего костюма хозяйка не пустит в дом. В моей стороне очень важно — хороший костюм… — Почесав затылок, он весело взглянул на Анну Михайловну: — Не надо верить в костюмы, моя хозяйка. Я совсем не господин. Я — матрос из Риги. Самый простой матрос. Посмотрите — раз, два, три!