Дэвид Годман - Воспоминания о Рамане Махарши. Встречи, приводящие к трансформации
С наступлением ночи мы останавливались в мантапамах или пещерах, а иногда просто укладывались спать под деревьями. По дороге мы просили подаяние. Время от времени люди давали нам продукты, из которых можно было приготовить еду – в таких случаях мы останавливались и готовили. Если в наши чаши для подаяния клали уже приготовленную еду, мы делили ее между всеми членами группы. Несмотря на то что во время таких путешествий было много веселья, мы все же помнили, что мы – садху и совершаем паломничество. Во время ходьбы мы декламировали отрывки из священных текстов или медитировали в молчании.
Иногда Мастан каким-то образом прознавал заранее, куда мы направляемся. Мы приходили в город, например в Полур, и обнаруживали, что он ждет нас. Встретив нас, он тут же заставлял нас сесть и ждать, а сам шел по улицам просить для нас милостыню. Мы не хотели, чтобы он нам служил, но Мастан очень настаивал. В таких случаях он говорил, что он «преданный преданных» – он сам взял на себя эту роль и принял этот титул.
Он говорил: «Я хочу служить преданным Бхагавана. Вы должны остаться здесь, а я поищу для вас еды».
Обычно Мастан возвращался с большим количеством еды, гораздо большим, чем мы могли съесть. После того как мы съедали сколько могли, он делился остатками со всеми, кто жил неподалеку. Если мы останавливались в пещерах или других безлюдных местах, остатки еды отдавали обезьянам.
Угощая нас, Мастан все время просил нас об одном: «Прошу вас, расскажите мне какие-нибудь истории о том, как велик наш Учитель. Перескажите мне всё, что он говорил, пока меня не было с ним. Для меня каждое слово, произнесенное Бхагаваном, священно. Слова, исходящие из его святых уст, так сильны, что зрелые души могут обрести освобождение, лишь слушая их[62]».
Мастан продолжал жить в Матаме до самой своей смерти в 1931 г. Задолго до этого он знал дату и время своей смерти – судя по тому, какую подробную информацию он дал ухаживавшему за ним Мунисвами Гоундеру. Однако Мунисвами Гоундер не обратил внимания на предсказание Мастана.
За день до смерти Мастан разослал сообщение всем преданным Бхагавана, жившим неподалеку, с просьбой прийти к нему как можно скорее. Большинство из них не смогли прийти вовремя – из-за того, что жили слишком далеко, или из-за того, что получили письмо после того, как стемнело.
Когда Мастан умирал, Акхиландамма была рядом с ним. Так она описывает последние минуты его жизни.
Около недели он был болен и прикован к постели. В эти дни он говорил о многих вещах, не принадлежащих этому миру, так, словно на самом деле видел их.
Он говорил: «Вот спускается Нандишвара (бык, на котором ездил Шива). Он с такой любовью облизывает все мое тело! Смотри! Вот танцуют Шива-ганы (небесная свита Шивы)! Смотри! Они подают мне знаки, приглашая в их мир. Взгляните на эти озера, где плавают лотосы и небесные лебеди!»
Мы думали, что он просто бредит, но в последний день случилось нечто очень странное, и мы уже не могли списать это на горячку. В тот день он внезапно встал с постели. Он стоял так, словно его звал некто, стоявший с ним лицом к лицу. Затем он воскликнул с сильным волнением: «Мать Апитакучамба[63], неужели ты пришла собственной персоной, чтобы сопроводить меня?» После этих слов он упал мертвым. Я сразу же отправила письмо Бхагавану.
Когда Бхагаван узнал о смерти Мастана, он послал Кунджу Свами в нашу деревню с подробными указаниями, как построить самадхи для Мастана. Есть книга на тамильском языке с подробным описанием, как нужно хоронить последователей Господа Шивы[64]. В соответствии с этими инструкциями Бхагаван сделал план самадхи, указал размеры и отправил его с Кунджу Свами. Нам казалось очень странным, что мусульманин будет похоронен по обряду, предусмотренному для шиваитских святых, но еще необычней было то, что Бхагаван, обычно не поощрявший формальные ритуалы, в мельчайших подробностях расписал обряды, которые необходимо совершить у самадхи Мастана.
Какой бы ни была причина этого, следуя указаниям Бхагавана, мы возвели в нашей деревне усыпальницу для Мастана. Жители этого места по большей части джайны. Они решили, что индуистское самадхи в их деревне будет приносить несчастья. Узнав об этом, кое-кто из них даже заговорил о том, что всем джайнам придется покинуть деревню. Однако, когда там построили самадхи, для всех жителей поселения настали хорошие времена. Деревня стала богатеть. Сейчас уже никто не сомневается, что самадхи Мастана – святыня для всех жителей, независимо от их касты и вероисповедания. Какое чудо[65]!
В двух последних параграфах содержится информация, требующая пояснений. Во-первых, насколько мне известно, Бхагаван потребовал соорудить самадхи такого типа лишь для трех своих преданных: для своей матери, для коровы Лакшми и для Мастана[66]. Поскольку Бхагаван публично заявлял, что первые двое реализовали Самость, напрашивается закономерный вывод, что Бхагаван считал таковым и Мастана на момент смерти. Если это так, окончательная реализация произошла между 1922 г., когда Мастан все еще продолжал задавать вопросы о своей садхане, и 1931 г., когда он умер.
Тирумулар (стих 1916) указывает на то, что колодец для самадхи джняни должен быть 1,5 на 1,5 м и 2,75 м в глубину. Внутри этого колодца строятся треугольные стены длиной 1 м. Тело помещается в эту треугольную кострукцию в позе лотоса. Затем углубление заполняется большим количеством вибхути и камфоры. Когда Бхагаван послал Кунджу Свами в Матам с подробными инструкциями по постройке самадхи, он также передал достаточное количество вибхути и камфоры из Раманашрама для всех необходимых ритуалов. Каннаппа Мудальяр, присутствовавший при постройке самадхи, рассказал мне, как помогал строить внутренние треугольные стены.
Тирумулар писал (стих 1913), что если «тело джняни» будет захоронено в соответствии с этими указаниями, «властители и народ этой земли будут благословенны и обретут безграничную милость».
Деньги на постройку самадхи дал местный джайн Симхакутти Наянар. Удивительной чертой Мастана было то, что представители всех религий почитали его как святого. Отчасти можно объяснить это тем, что Мастан не любил и не проводил ритуалы, которые характеризовали бы его как последователя какой-либо определенной религии. В рукописи, сохранившейся в его самадхи, сказано, что он не любил «пуджи, стук барабанов, простирания, изысканную пищу и гирлянды». Однако он наносил вибхути на лицо. По рассказам Кунджу Свами, он всегда появлялся в Раманашраме со лбом, намазанным вибхути, а на одной сохранившейся фотографии, сделанной в Скандашраме с Бхагаваном, его лоб намазан вибхути специально.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});