Адольфо Бьой Касарес - Борхес. Из дневников

Борхес: «В этой стране мы уже двести лет силимся пристойно пожарить мясо, а все получается как подошва. Пора бы кончить с этой показухой».

Четверг, 17 октября. Борхес говорит: «Суинберн извлекает из языка все, что тот способен дать». Составляем список авторов, обладающих этим качеством: Мередит, Теннисон, Шекспир, Гюго, Дарио.

Воскресенье, 22 декабря. Обсуждаем женщин и курьезные причитания сэра Томаса Брауна о том, что люди не могут размножаться, как деревья. Борхес: «Не думаю, что дефект женщин именно в этом. У них это в голове». Бьой: «Я думаю о них как о a choice of evils[69]. Борхес: „Ну, не настолько“. Бьой: „Как это не настолько} Я не расстаюсь с этой, потому что сравниваю ее с той, и не знаю, что мне сулит следующая“. Борхес: „Прав был Сэмюэл Джонсон, утверждая, что, если женщина проповедует, ее надо хвалить не за то, что она делает это хорошо, а за то, что она вообще это делает, как собачку, стоящую на задних лапках“[70].

Суббота, 28 июня. Борхес: „Похоже, Шекспир писал по два текста для каждой пьесы; один для писательского удовольствия, второй для постановки, acting text[71]. Считается, что от ‘Макбета’ сохранился лишь acting text, а от других пьес — первый, литературный. Поэтому ‘Макбет’ — лучшая из его пьес“.

Воскресенье, 28 декабря. Борхес: „‘Предпоследняя дверь’? Отличное название! У Мальеа выдающиеся способности придумывать хорошие названия. Жаль только, что он упорно приделывает к ним книги“.

Понедельник, 17 мая. Борхес: „Приходится выбирать между криминальными русскими и туповатыми американцами. Туповатыми, но все же ловкими коммерсантами: они отвратительно влияют на Англию. Повсеместно. Нынче беседа между писателями обязательно касается авторских прав. Я познакомился с этой знаменитой писательницей Айрис… Мердок. Она показалась мне half-wit[72]. Притчетт[73] чуть лучше. Но ненамного“.

Суббота, 10 июля. За обедом Борхес внезапно говорит: „Думаю, нет никакого смысла в том, чтобы я каждодневно работал с Норманом[74] над переводами моих рассказов на английский. В этом есть что-то нездоровое — постоянно возвращаться к собственному прошлому. Да и какое мне дело до переводов? Я аргентинец и пишу, чтобы меня читали здесь. Мне семьдесят два года: успех меня не волнует. Успех в США или Европе — что он для меня значит? По правде говоря, успех мне совершенно безразличен. Это просто абсурдно — извечно продолжать эту работу. По-моему, осталось десять томов. Если я и дальше буду все переводить, лучше больше не писать, ведь из-за всего вновь написанного растет объем непереведенного“.

Пятница, 14 января. Борхес: „Люди говорят мне о Кортасаре, как о предателе, потому что он принял французское гражданство. По-моему, это совершенно не важно. Или после сей волшебной операции он разлюбил нашу фирменную вареную сгущенку — „дульсе де лече“? За пределами России быть писателем-коммунистом очень просто. Достаточно заявлять, что ты — коммунист. Читая Кортасара, ты замечаешь что-то особенное? Это в России им приходится подстраиваться под определенные правила“.

Воскресенье, 4 февраля. Беседуем о метрике. Бьой: „Английский пятистопный ямб звучит как испанский или итальянский одиннадцатисложник“. Борхес: „Я никогда не изучал метрику; всегда доверял слуху“.

Среда, 23 января. Борхес говорит по телефону, что правит корректуру своего „Полного собрания сочинений“: „Поразительно, какую чушь я написал. Такие книги, как ‘Эваристо Каррьего’ и ‘Обсуждение’, невозможно исправить. Напечатаю их, как есть, и отмежуюсь в приписке“. Бьой: „Насколько я помню, ‘Обсуждение’ — восхитительная книга“. Борхес: „Ну, не знаю насчет ‘Обсуждения’, но что можно ждать от книги об Эваристо Каррьего[75]? От книги о насекомом? Странно, но Эваристо Каррьего был остроумен в разговоре. Хотя если подумать, вовсе это не странно, ведь разговор вытекает из контекста, но человек пишет в одиночку, никакого контекста нет, приходится его создавать, а в голове нет ни одной мысли“.

Четверг, 28 февраля. По словам Борхеса, его отец говорил, что одно слово в Евангелиях в пользу животных избавило бы их от тысяч лет грубого обращения. Но искать это слово бесполезно, его там нет.

Среда, 6 марта. Читаем Вольтера. Борхес: „Вольтер, по-видимому, был одним из величайших людей, когда-либо живших на земле“.

Воскресенье, 31 марта. Борхес рассказывает, что в одной саге герой, отважный воин-победитель, под конец, состарившись, сидит у огня в суровую исландскую зиму, а служанка выгоняет его, выпихивает на улицу, где он умирает от холода. „С каждым из нас может случиться такое“, — добавляет он.

Понедельник, 3 июня. Читаем Вольтера. При чтении об ужасах в Англии времен Ричарда III Борхес замечает: „Это означает, что цивилизовать можно любую страну“.

Вторник, 11 октября. Бьянко рассказал мне о диалоге Борхеса с таксистом. Борхес: „Я не могу читать. Я слепой“.

Таксист: „Ничего не можете читать?“ Борхес: „Нет. Ничего“. Таксист: „Даже газет?“

Суббота, 19 ноября. Борхес рассказывает, что ему приснился кошмар. Он направляется к поезду на вокзал Конститусьон, так как должен читать лекцию в Ла-Плате. По пути замечает, что несет с собой подушку: он ее бросает. Позднее, уже на вокзале обнаруживает, что несет вторую подушку, чуть меньше первой: он ее бросает. Окошко по продаже билетов находится на перроне. Борхес платит. Кассир, брюзжа, дает ему сдачу — целую уйму купюр — и маленькую подушечку. В этот момент Борхес проснулся.

Воскресенье, 31 декабря. Борхес считает, что „The End of the Tether“[76] — замечательная повесть, и задается вопросом, могли слепой, подобно капитану из этой повести Конрада, в течение нескольких дней скрывать свою слепоту? Конрад пишет о мраке у слепого: Борхес говорит, что никогда не ощущает мрака; он тоскует без тьмы. Мир для него отдает голубоватыми, либо желтоватыми, или оранжевыми тонами.

Воскресенье, 21 октября. Борхес говорит, что ему приснился сон: ужасно сильный карлик запихивает ему в рот перья, которые затем оборачиваются птицами. Отмечает: „Странно, за минуту придумываешь такие несуразности“. Рассказывает еще: „Снилось мне также, что я нахожусь в библиотеке с бесчисленным множеством одинаковых книг. Они переплетены. Без названия или имени автора. Вроде бы книги с краткими мыслями или фрагментами. Я читал какие-то из этих фраз: они были непонятны. Я хотел уйти и не находил выхода. У господина, который находился в библиотеке и во сне был одним из моих друзей, я спрашивал, где дверь для выхода. ‘Вообще-то ее нет’, — отвечал тот“. Борхес добавляет, что Джонсон (в беседе с Босуэллом)[77] и Шопенгауэр отмечали следующее: порой в сновидениях побочному персонажу известно то, о чем не знает центральный персонаж, которому снится сон.