П Родионов - Как начинался застой?

Приход Брежнева к руководству партией и страной еще не давал ему той реальной единоличной власти, какую он обретет несколько позже. В руководстве, как это вскоре обнаружилось, нашлись люди, способные бросить ему вызов. Именно поэтому в официальных документах того времени усиленно подчеркивалась необходимость строго соблюдать принцип коллективности партийного руководства, а фамилия Брежнева указывалась лишь в редких случаях. Но так продолжалось недолго. Брежнев был хитроумным тактиком, он умело использовал самые различные рычаги для достижения своих целей. Активно поддерживал лично ему преданных работников, раздавал должности друзьям, однокашникам, которым сходили с рук всевозможные прегрешения. За короткий срок в составе Политбюро и Секретариате ЦК произошли изменения, в результате чего власть Брежнева была упрочена, а к середине 70-х годов она стала, по существу, безраздельной.

Брежнев умело схватывал уроки истории, один из которых знал назубок: начиная со времен Сталина решающим средством для упрочения власти было установление господствующего положения в Политбюро, Секретариате ЦК, а также в центральном аппарате. Пример Маленкова, этого опытнейшего, прожженного аппаратчика, которого сумели — да еще как сумели! — провести, лишний раз доказывал это. Известно, что после смерти Сталина 'пост председателя Совмина был предложен Маленкову. Естественно, возник вопрос: а каково же будет его положение в ЦК? Как рассказывали мне знающие люди, с подачи Н. С. Хрущева было заявлено: подобное уже было при Ленине, пусть Маленков ведет заседания Политбюро, хотя он и не является секретарем ЦК. Уловка, что называется, удалась, Маленков некоторое время председательствовал на заседаниях Политбюро, но вот на одном из них резонно был поднят вопрос: а почему, собственно говоря, Г. М. Маленков занимает ведущее положение в руководящем органе партии? Маленков в растерянности: вы же сами так решили, вы же ссылались на практику, которая была при Ленине? В ответ ему было заявлено: как можно сравнивать, Ленин — всеми признанный вождь партии…

Брежнев первым делом упрочил свои позиции в руководящих коллегиях ЦК, его аппарате, а уже потом прибрал к рукам и высшую государственную власть. К. Т. Мазуров, безусловно, прав, когда в одном из недавних интервью говорит, что Брежнев был хорошим выучеником сталинской административно- командной системы. Умело пользуясь «методой» этой системы, он постепенно создал послушный ему секретариат, с помощью которого проводил свою линию и решения через Политбюро, переведя последнее как бы во второй эшелон (не случайно заседания Политбюро длились нередко лишь 15–20 минут). Со временем это позволило ему сосредоточить в своих руках все важнейшие рычаги партийной и государственной власти. Однако я не во всем согласен с Мазуровым, который сейчас, отдавая должное Хрущеву за то хорошее, что он сделал, считает, что причиной резкого падения его популярности в партии и народе, брожения и возбуждения среди интеллигенции стали ошибки Никиты Сергеевича, за что он-де и был свергнут. Но тогда возникает логичный вопрос: а разве популярность Брежнева к середине 70-х годов не упала до нулевой отметки? Разве не было и тогда «возбуждения» и открытого недовольства всем происходящим, в том числе некомпетентностью лидера, подбором и расстановкой кадров из числа земляков и друзей? Разве Брежнев не похоронил на деле принцип коллективности руководства? Тогда почему же его не устранили от руководства, как устранили в октябре 1964 года Хрущева? Сегодня Мазуров утверждает, что он, как и многие другие участники октябрьского Пленума, руководствовались прежде всего желанием «восстановить доброе имя» нашей иидеологической, партийно-политической службу. Но почему тогда то же самое желание не возникло в эпоху Брежнева?

К. Т. Мазуров высказывает соображение о том, что нельзя сосредоточивать всю политику в руках только руководителя партии, поскольку если она неправильна, то вина за все недостатки и провалы ляжет на партию, а это вредно для общества. Но ведь именно это и случилось при Брежневе! И что? Где было Политбюро? Сам К. Т. Мазуров верно определяет его роль как такого органа политического руководства, задачей которого является не только выработка и осуществление политики партии, но и предотвращение деформаций, отход от ленинских норм и принципов партийного руководства. Этой-то роли, по его собственному признанию, Политбюро не выполняло, и даже те из членов Политбюро (включая и самого Мазурова), кто не одобрял поведение и действия Брежнева, кто испытывал боль за создавшееся нетерпимое положение, ничего сколько-нибудь действенного и эффективного не предпринимали. Но почему? Мазуров честно признает, что «в его интересы не входило вступать в какую-то конфронтацию с руководителем, даже если я с ним не согласен». И тут же он объясняет почему: «Меня сдерживали постоянные неурядицы в нашей партии и мнения иностранцев. Я лично много слышал от зарубежных коммунистов упреков: «Когда у вас кончится? Сталина вы разоблачили, Хрущева свергли (!), Брежневым недовольны… Никакой стабильности». Касаясь причин культового синдрома,

Мазуров наряду с потребностью в «добром барине» и бескультурьем называет «заботу о единстве партии, боязнь ослабить ее».

Оставляя в стороне тему «доброго барина», бескультурья, а также упреки зарубежных коммунистов, которые, кстати, были далеко не однозначны, коснемся такого архипринципиального вопроса, как понимание единства партии, заботы о ее авторитете. Указанная выше позиция очень напоминает мне иные, сталинские времена, когда некоторые крупные и заслуженные деятели нашей партии, представители ленинской гвардии (включая Бухарина, Рыкова и других) ради ложно понимаемого единства сознательно шли на сделку с совестью и фактически поступались интересами партии. Когда же потом они пытались выступить против Сталина, растоптавшего ленинские нормы партийной жизни, было уже поздно. А ведь Ленин никогда не отделял единство от внутрипартийной демократии, считал, что они должны составлять органическое, взаимосвязанное и взаимообусловленное целое, без чего невозможно нормальное развитие партии. И когда ныне приходится встречаться с утверждением, что даже при Ленине с его огромным авторитетом плюрализм, демократия с единством не очень-то уживались, то с этим, по моему глубокому убеждению, согласиться никак нельзя.

Возвращаясь к эпохе Брежнева, скажу, что в то время были забыты горькие и неоднократные уроки истории, за что мы вновь заплатили слишком дорого. Те же, кто не закрывал глаза, действовали локально, разрозненно, а потому, не достигнув своих целей, были выброшены за борт.