Арсений Чанышев - Аристотель

Четыре первых начала, или причины. Свое рассуждение о причинах, которые в качестве первоначальных являются предметом первой философии (который, правда, к ним не сводится), Аристотель резюмирует так: «О причинах речь может идти в четырех смыслах: одной такой причиной мы признаем сущность и суть бытия… другой причиной мы считаем материю и лежащий в основе субстрат; третьей — то, откуда идет начало движения; четвертой — причину, противолежащую [только что] названной, а именно «то, ради чего» [существует вещь], и благо (ибо благо есть цель всего возникновения и движения)» (там же, 23). При этом разъясняется, что суть бытия — основание, делающее вещь такой, какова она есть, восходящее в конечном счете к понятию вещи как некоторой причине и началу. В другом месте «Метафизики» сказано: «Причина в одном смысле обозначает входящий в состав вещи [материал], из которого вещь возникает… В другом смысле так называется форма и образец, иначе говоря — понятие сути бытия… Далее, причина, это — источник, откуда берет свое первое начало изменение или успокоение… Кроме того, о причине говорится в смысле цели; а цель — это то, ради чего…» (там же, 79). Это означает, что у одной и той же вещи несколько причин. Например, у статуи причинами являются и ваятельное искусство, и медь, первая из них-источник движения, а вторая — материя. Но статуя имеет и две другие причины; ваятельное искусство придает статуе определенную форму, и эта форма присутствовала в сознании скульптора как цель, определяющая всю его деятельность, и это была не просто деятельность, а деятельность энтелехиальная, подчиненная замыслу. В сущности, Аристотель приписывает природе факторы человеческой деятельности. В учении Стагирита о причинах и началах всего сущего проявляется свойственный всякому идеализму отвлеченный антропоморфизм, уподобление мироздания человеку.

Подытоживая учение Аристотеля о четырех причинах, скажем, что таковыми являются: 1) материальная, 2) формальная, 3) движущая и 4) целевая причины. Первая отвечает на вопрос «из чего?», вторая — «что это есть?», третья — «откуда начало движения?», четвертая— «ради чего?». При этом три последние причины Аристотель сводит в одну: ««что именно есть» и «ради чего» — одно и то же, а «откуда первое движение» — по виду одинаково с ними» (25, 34–35).

Теология. Такой единой первопричиной в трех смыслах у Аристотеля оказывается бог. Так «первая философия» Аристотеля оборачивается теологией. Этот термин известен Аристотелю, более того, он, по-видимому, и ввел его в философский словарь. Именно бог — вместилище сверхприродных, обособленных от материи и неподвижных, т. е. метафизических, сущностей. И сам бог есть «некоторая сущность вечная, неподвижная и отделенная от чувственных вещей» (5, 211). В боге, таким образом, сходятся формальная, целевая и движущая причины. Нет в нем только материи. Поскольку материя — это возможность, то лишенный материи бог — чистая действительность и осуществленность, энтелехия. Вместе с тем Аристотель говорит, что «бог есть живое существо», что «жизнь, без сомнения, присуща ему» (там же). Но под жизнью бога Аристотель понимает деятельность разума бога. Собственно говоря, бог И есть чистый деятельный разум, самодовлеющее, само на себе замкнутое мышление. Это разум, который «мыслит сам себя… и мысль [его] есть мышление о мышлении» (там же, 215). В боге, поскольку в нем нет материи, предмет мысли и мысль о предмете совпадают: «Поскольку, следовательно, предмет мысли и разум не являются отличными друг от друга в тех случаях, где отсутствует материя, мы будем иметь здесь тождество, и мысль будет составлять одно с предметом мысли» (там же). Это совпадение субъекта с объектом — решающий признак абсолюта. Бог Аристотеля отделен от чувственного мира, ибо это для него предмет недостойный: «Лучше не видеть иные вещи, нежели видеть [их]» (там же). Бог Аристотеля — идеальный философ. Он мыслит самое божественное и самое ценное. Бог мыслит и формы бытия, и формы мысли. Он и онтолог и логик. Бог не подвергается изменению, ибо всякое изменение для Бога — к худшему. Божественное самомышление является также перводвигателем, который сам неподвижен. Так движет человеком предмет его мысли, желания и любви: «Есть нечто, что движет, не находясь в движении, нечто вечное и являющее собою сущность я реальную активность. Но движет так предмет желания и предмет мысли: они движут, [сами] не находясь в движении» (там же, 210). Бог также и высшая цель: "А что цель имеет место [и] в области неподвижного — это видно из анализа: цель бывает для кого-нибудь и состоит в чем-нибудь, и в последнем случае она находится в этой области, а в первом — нет. Так вот, движет она, как предмет любви, между тем все остальное движет, находясь в движении [само]» (там же). Таким образом, бог побуждает все к движению как цель стремления и предмет мысли.

В целом представления Стагирита о боге весьма неконкретны, и, как замечает В. И. Левин, философ «жалко выводит бога против материалиста Левкиппа и идеалиста Платона» (3, 29, 255).

Аристотель об онтологии предшественников. В своих сочинениях Стагирит рассматривает онтологические представления предшествующих ему античных философов. Труды Аристотеля — важнейший источник наших знаний в области доаристотелевской философия. Однако к анализу систем ранних философов он подходит предвзято — с точки зрения своего учения о четырех причинах. Собственная философия представляется Аристотелю как бы энтелехией всей существовавшей до него философии Эллады. Он считает, что история философии полезна скорее в негативном, чем в позитивном аспекте, она нужна, чтобы… «не впасть в те же самые ошибки» (22, 218). Давая общую характеристику предшествующей философии, Аристотель подчеркивает ее случайное приобщение к истине и устарелую форму. Ранние философы сравниваются Аристотелем с неискусными в битвах людьми: «Ведь и те, оборачиваясь во все стороны, наносят иногда прекрасные удары, но не потому, что знают; и точно так же указанные философы не производят впечатление людей, знающих, что они говорят» (там же, 25). Что касается причин, то, утверждает Аристотель, никто из его предшественников «не вышел за пределы» указанных им самим четырех причин, «но все явным образом так или иначе касаются, хотя и неясно, а все же [именно] этих начал» (там же, 30). Все они говорят о материальной причине, а самые первые философы, начиная с Фалеса, никакой другой причины и не знали: «Из тех, кто первые занялись философией, большинство считало началом всех вещей одни лишь начала в виде материи: то, из чего состоят все вещи, из чего первого они возникают и во что в конечном счете разрушаются, причем основное существо пребывает, а по свойствам своим меняется, — это они считают элементом и это — началом вещей» (там же, 23). Но лишь некоторые философы коснулись движущей причины, например те, «кто делает началом дружбу и вражду, или ум, или любовь» (там же, 30). Еще меньше говорилось о целевой и формальной причинах: «Суть бытия и сущность отчетливо никто не указал, скорее же всего говорят [о них] те, кто вводит идеи» (там же).