Иван Стаднюк - Публицистические статьи

Да, Михайло Коцюбинский - это кричащая от негодования душа порабощенного в былом украинского трудового народа, трубный глас, протестующий против царившего социального зла и несправедливости. И роман "Фата Моргана" являет собой лучший образец воинствующего творчества художника-страстотерпца.

Есть у меня еще и чисто личные мотивы в моем отношении к Михайле Коцюбинскому. Он мой земляк: село Кордышивка в двадцати пяти километрах от Винницы - родины писателя. Дом Коцюбинского был в моей жизни первым Музеем, первым такого рода Святилищем, порог которого я с трепетом переступил. Потом моя жизнь сложилась так, что в голодные 1932 - 1933 годы я оказался в Чернигове, где поступил в пятый класс школы No 4 имени да-да! - Коцюбинского! Тогда же я узнал путь и на Троицкую горку, где над придеснянскими просторами, близко к широкому небу, покоится прах великого сына Украины.

С седьмого по десятый класс учился я в Тупичевской средней школе на Черниговщине (тернисты пути сиротские...). И как же был изумлен, услышав, что село Выхвостов, по улицам которого хаживал когда-то Михайло Михайлович Коцюбинский, раскинулось невдалеке, за поднебесным частоколом стройных тополей, окаймлявших сад тупичевского колхоза. Значит, сидящие рядом со мной в классе хлопцы и девчата (Микола Таратын, братья Мисники, Иван Мамчур, Катя Желдак и другие) - внуки и правнуки людей, судьбы которых слились когда-то с судьбами героев "Фата Моргана"!

Потом было волнующее знакомство с Выхвостовом, было постигание его мнившейся загадочности, выяснение степени близости между героями "Фата Моргана" и их прототипами, узнавание описанных художником мест...

Недавно я впервые после Отечественной войны вновь посетил Выхвостов. Эта поездка была весьма знаменательна для меня не только как свидание с юностью моей, а и потому, что я взял с собой в Выхвостов своего сына Юрия, чтобы он мыслью и сердцем прикоснулся к этому священному месту Украины и воочию увидел, что наследники героев "Фата Моргана" живут сейчас иной жизнью - воистину прекрасной и безоблачной, и чтобы ясней понимал он сложности тех путей, которые ведут из глубин истории к нашим дням.

Нам, современным советским писателям, есть чему учиться у Коцюбинского. Он показал превосходный пример яркого художественного мастерства, верности правде жизни и высокого чувства сыновнего долга перед своим народом. Вспоминая в ряду множества его произведений цикл миниатюр, объединенных заглавием "Из глубины", хочется сказать перед светлой памятью Михайлы Михайловича его же словами, несколько перефразировав их и чуть дополнив на свой лад:

- Не устает сновать серебряную нить твой разум, а золотую - твое сердце, и в миллионных тиражах твоих книг не устает вышивать на канве прошлого ярчайшие картины отшумевшей жизни и глубоко волновать сердца твоих благодарных читателей... Нет, ты давно больше не одинок!..

Пусть льется из твоего сердца ручей в море людского горя... Пусть, как цветок для росы, будет раскрыта душа твоя для чужой беды, но то все в прошлом, то живая память народа о лихолетьях, то бессмертная память о тебе... Сфинкс действительно уже разгадан, а твое сердце давно нашло свою родную половину и слилось с ней... С тех пор ты больше не одинок!..

1972

ТЕМА ИЗБИРАЕТ ПИСАТЕЛЯ

Как ни странно, можно и в таком аспекте рассматривать взаимосвязь между темой, которую тот и иной писатель разрабатывает в литературе, и личностью самого писателя. Мне легче всего подтвердить правомерность такого взгляда своей же творческой биографией.

То обстоятельство, что я родился и вырос в украинском селе, а затем долгие годы, включая и пребывание на фронте, служил в рядах Советской Армии, определило мое отношение к крестьянам и военным как к людям наиболее близким и понятным и сгруппировало в моем сознании увиденный жизненный материал таким образом, что он не мог не лечь в основу моих книг и фильмов. То есть тема революционного преобразования советской деревни со всеми психологическими переломами в душе крестьянина и тема армии, войны и народного подвига в войне стали естественной закономерностью, основным содержанием моих писательских размышлений и бдений за письменным столом и как бы всецело поработили меня.

Становление каждого писателя - процесс сугубо индивидуальный. Однако в развитии творческих начал все мы, видимо, в какой-то мере походим друг на друга, походим главным образом самим процессом роста. Да, элементарного роста, как растет всякий живой организм и даже как растет и обретает форму дерево. Рост этот разделен на различные стадии, он во многом зависит от питательной среды, от почвы, из которой берут не только начатие, но и жизненные силы наши корни. Эта почва и эта среда в конечном итоге и определяют главную тему наших творческих исканий.

Роман "Люди не ангелы" почти полностью вобрал все, что видел и пережил я в детстве, отрочестве и юности. В длительном, пятигодичном процессе написания романа давнее как бы воскресало в моей памяти и сердце, но это воскрешение вызывалось ищущей мыслью человека, далеко ушедшего от порога юности и выверившего свои наблюдения суровыми мерками многих уроков жизни. К тому времени уже был накоплен и кое-какой творческий опыт, что, разумеется, играет не последнюю роль в судьбе писателя и его будущих книг. Были три повести о фронтовой жизни ("Следопыты", "Перед наступлением", "Сердце помнит"), повесть о первых днях войны "Человек не сдается". Была повесть в рассказах "Максим Перепелица", были многочисленные рассказы, очерки и несколько сценариев художественных фильмов. В какой-то мере я уже чувствовал себя готовым к написанию давно задуманного романа "Люди не ангелы", да и общественная мысль того времени активно настраивала многих писателей моего поколения на осмысление сложностей прошлого, связанных с переходом нашего крестьянства на рельсы социалистического хозяйствования.

Должен сознаться, что первую книгу романа "Люди не ангелы" (1960 1962) я писал запоем, в творческой лихорадке, мучительной и радостной. Давно отшумевшая жизнь вставала в моем воображении, кажется, более ярко, чем была она на самом деле; я будто заново переживал все, что сохранила моя память, заново постигал свое детство, ужасаясь одним картинам и обстоятельствам и радуясь другим... Вторая книга романа (1962 - 1965) писалась более спокойно, без запала; события, легшие в ее основу, еще как следует не отстоялись в сознании, в чувствах. Несколько раз ездил на родную Винничину, чтобы утвердиться в каких-то убеждениях, разобраться в сомнениях, еще и еще посмотреть на жизнь своих героев, посоветоваться с областным партийным руководством. И вполне закономерно, что в "современную" книгу улеглось кое-что и преходящее, но в то время казавшееся очень важным, серьезным, социально глубоким.