Алексей Федоров - В небе - пикировщики !

...Это случилось 26 мая 1942 года. Разведка донесла, что в районе Изюм-Барвенково замечено большое скопление танков. По всем признакам, немцы готовили танковый прорыв. Их планы надо было поломать. Задание ответственное, и командир полка Горбко решил сам вести своих воспитанников на цель. Его заместителем в воздухе был Кривцов. В районе цели зенитки врага создали сплошную огневую завесу. Сильно поврежденный самолет Юрия Горбко едва держался в горизонтальном полете, но ни на градус не отклонился от боевого курса. Только после того, как от земли ввысь потянулись смоляные шлейфы горящих танков, Горбко передал командование полком своему заместителю Михаилу Кривцову, а сам попытался перетянуть через линию фронта.

Быстро падала высота, пламя подбиралось к бензобакам, от едкого дыма слезились глаза, а "мессеры" не переставали атаковать.

В эти критические секунды Юрий Горбко бросил взгляд на карту и убедился, что до расположения наших войск уже совсем близко. Но тут же машина сотряслась от очереди угодивших в нее пушечных снарядов "мессера". Пе-2 пылающим факелом устремился к земле.

Холодный пот проступил на лбу командира, он понял: надежды на спасение больше нет. Выпрыгнуть? Бессмысленно... Даже если парашюты и раскроются на такой небольшой высоте, все равно попадешь в лапы фашистов. Горбко напряг последние силы, еще крепче сжал в руках штурвал, направляя машину на блеснувшее впереди торфяное болото - оно мягкое, и самолет можно будет посадить на фюзеляж.

Дым, густой и едкий, заполнил собой кабину, душил кашель, нечем было дышать. Горбко последним усилием воли приземлил самолет на торфяник. Но тут произошло нелепое - самолет напоролся на пни вырубки. Раздался треск, кабину перекорежило. Резкая боль пронзила все тело Горбко: педали ножного управления, зацепившись за пенек, дугой выгнулись и подались назад, увлекая вместе с собой и ноги пилота, намертво прижав их к основанию сиденья. Горбко, сжимая зубы от чудовищной боли, понял, что кости ног переломаны. Напрягая всю волю, он сумел выключить зажигание. Стрелок-радист выпрыгнул из объятого пламенем самолета и вместе со штурманом бросился на помощь своему командиру. Они ухватили его за плечи и попытались оторвать от пилотского сиденья, но это приносило Горбко только лишние страдания.

- Рубите ноги! - крикнул Юрий Николаевич, задыхаясь от нестерпимых страданий.

Но, поняв, что боевые друзья не в силах выполнить эту его страшную просьбу, Горбко молча сорвал с груди Золотую Звезду Героя, боевые ордена, вынул из кармана гимнастерки партийный билет, удостоверение личности и передал все штурману. Обняв, крепко расцеловал его, затем стрелка-радиста и приказал:

- А теперь уходите! Покиньте самолет немедленно!

Ни радист, ни штурман будто не слышали этого приказа. Они вновь и вновь пытались хоть что-нибудь сделать, суетились у пилотской кабины пылавшей машины.

Подполковник Горбко, из уст которого они не услышали ни единого стона, ни жалобы, достал из кобуры пистолет ТТ и, сжимая его в правой руке, повторил приказ:

- Уходите...

Боевые друзья не замечали, как слезы катились по .их черным от копоти щекам. Они по-прежнему стояли на коленях возле своего попавшего в беду командира.

И тогда Горбко пригрозил:

- Буду стрелять, выполняйте приказ!..

Не спуская глаз с отважного командира, штурман и радист нехотя, медленно начали пятиться с крыла самолета. Не успели они сделать и двух десятков шагов, как услышали сухой треск пистолетного выстрела... И сразу один за другим прогремели два взрыва: взорвались бензобаки самолета. Штурмана и радиста обдало вспыхнувшим бензином, на них загорелась одежда. Они упали и начали кататься по мокрой траве болота. Через несколько часов, тяжело обожженных, их подобрали наши разведчики и доставили в полевой госпиталь.

...В июле 1942 года Михаил Антонович Кривцов возглавил 24-й полк. А вскоре его ожидало новое назначение - 138-й бомбардировочный авиаполк. У берегов великой русской реки он вместе со своими питомцами громил фашистские танковые колонны, аэродромы, артиллерию и резервы врага, рвущегося к Сталинграду.

Почтальон регулярно приносил в семью Кривцова письма с фронта.

"6 марта 1942 года. Послезавтра день восьмого марта. Поздравляю вас, женщин, с праздником. Стэллу, милую доченьку, поздравляю с днем рождения и желаю ей счастливой жизни, а мы постараемся ее завоевать, эту счастливую жизнь. Мы освободим те места, где она родилась... Целую вас крепко, крепко мои родные и любимые. Ваш Михаил".

"18 мая 1942 года. Здравствуйте, дорогие! Мы подмечаем такое интересное явление: насколько фашистские летчики были наглыми в первое время, настолько они стали теперь трусливы. Боятся, мерзавцы, открытого боя, нервы у них явно не выдерживают. Что ни день - сбиваем стервятников. Наши ребята в шутку называют себя "молотобойцами"... Мы сейчас очень сильны. Если бы вы только видели, сколько у нас теперь самолетов, орудий и другой военной техники, Наши грозные Пе-2 - краса и гордость. Мы сильны и победим! Ваш Михаил".

"23 июня 1942 года. Мои дорогие! Пишу с берегов Дона. Здесь сейчас идет жаркая битва. Но вы не беспокойтесь: наши ребята дают перцу фашистам! У нас все за одного и один за всех. Полк наш Краснознаменный, у него богатое прошлое, Люди здесь боевые, хорошие. Между прочим, много земляков с Украины. Я сделаю все, чтобы заслужить доверие ребят. Выдастся свободное время, напишу подробнее. Пройдут суровые дни, и никто нас никогда не разлучит. Наша победа принесет всем советским людям спокойную жизнь. Я часто смотрю на фотографию моей дочурки и целую ее. Она всегда летает со мной и бьет фашистов. Она меня выручает в боях. Целую вас, мои милые. Ваш Михаил..."

"17 сентября 1942 года. Дорогая моя, любимая. Сегодня у нас пасмурно. Моросит мелкий осенний дождь. Дует юго-западный ветер. Это ветер с Украины, с наших родных мест. О многом он мне напоминает. О детстве, о работе на полях, в шахте. Напоминает о нашей первой осени в Вознесенске, о нашей комсомольской юности. Как мы старались друг для друга. Ты тогда была еще совсем девчонка. Кое-чему я тебя учил и у тебя учился. Мы много с тобой трудились, вырастили дочь, помогали нашим братьям и сестрам. И вот нагрянула война - жестокая, кровавая. Если бы ты знала, как я ненавижу фашистов! Ведь они посягнули на самое священное - свободу и счастье нашей Родины, на нашу с Тобой жизнь... Каждый раз, когда я поднимаюсь в воздух, с каким-то особым злым азартом иду в атаку, сбрасываю бомбы, веду огонь по фашистским стервятникам. Каждая пораженная цель доставляет мне истинную радость. Со мной сейчас в экипаже штурман Славин, ты его не знаешь. И Павлов - хороший парень, стрелок-радист. У него ястребиные глаза, изворотлив, как кошка, стреляет метко, по-снайперски. С такими не пропадешь.