Кристиана Жиль - Никколо Макиавелли

Итак, Никколо скакал в Форли, находившийся в сотне километров от Флоренции, к женщине, столь знаменитой своей красотой, что возбужденный слухами Буонаккорси попросил привезти ему «голову госпожи Катарины в виде портрета на листе бумаги».

Овдовев, Мадонна прослыла пожирательницей молодых красивых мужчин. За три года до описываемых событий Флоренция направила к ней послом Джованни Медичи. Он приходился кузеном Пьеро Неудачнику, принадлежал к младшей ветви знаменитого рода и обладал всеми «республиканскими» добродетелями, включая и то, что сменил имя и стал называться Джованни Пополано. Катарина безумно влюбилась и вышла за него замуж, но сделала это тайно, поскольку опасалась гнева семейства Риарио, которое могло отнять у нее Форли. Синьория, весьма довольная этим браком и, главное, территориальными перспективами, которые тот открывал, даровала флорентийское гражданство графине и ее детям, как уже рожденным, так и всем, которые могли родиться впоследствии. К несчастью, Джованни, вместе со своим пасынком Оттавиано участвовавший в войне, которую Флоренция вела с восставшими жителями Пизы, вернулся в Форли тяжелобольным и через несколько недель испустил дух на руках убитой горем Катарины. С того времени прошло восемь месяцев.

Расположением к себе графини Флоренция была обязана тем чувствам, которые та питала к Джованни Медичи, ставшему ее любовником, а затем мужем и отцом ее шестого ребенка. Но Синьория конечно же не рассчитывала повторить этот номер с Макиавелли. Черноволосый, смуглый, тщедушный Никколо, одетый в потертое платье мелкого чиновника, не мог соперничать ни с Медичи, ни с поверенным Лодовико Моро, герцога Миланского, красавцем Казале, который стал новым избранником Мадонны.

Добрейший Бьяджо Буонаккорси в своем неумеренном преклонении перед Макиавелли воображал, что Мадонна окажет его другу всяческие «почести и радушный прием». На самом деле все сложилось иначе.

Сразу по приезде Никколо было позволено изложить графине задачу своей миссии, но в присутствии Казале. Катарина смерила Никколо взглядом и отослала прочь: она решила подумать.

Назавтра первый секретарь графини передал посланцу Синьории разочарование и обиду своей госпожи: как больно ей слышать, что после стольких услуг, оказанных Флоренции, та выказывает столь мало благодарности и уважения! Затем в ход пошел шантаж: «Милан желает заполучить Оттавиано к себе на службу и предлагает гораздо более выгодные условия, чем Флоренция сегодня. Не может же графиня оскорбить Лодовико Моро, своего родственника, и предоставить другим те услуги, в которых отказала ему, предлагавшему за них к тому же более высокую плату?» Все это говорилось послу как бы по секрету.

Никколо потрясен: секретарь Катарины был уверен, что Синьории прекрасно известно о предложении Милана, но ему, посланнику, продиктовали все возможные вопросы и ответы, кроме этих! Он импровизирует как может, ссылаясь на ограниченность своих полномочий: ему необходимо получить инструкции от доверителей. Уходя, секретарь Катарины шепнул, что если Республика сочтет возможным соответствующим образом вознаградить Мадонну за ранее оказанные услуги, то, может быть, она решится…

В течение двух недель Макиавелли оставался в Форли, ведя бесконечные беседы на тему: «Нет денег — нет и швейцарцев»[15]. Синьория же делает вид, будто не понимает, что Мадонна «не расположена довольствоваться обещаниями и извинениями — единственным, на что Флоренция не скупится, — и необходимо подкрепить слова делами».

Никколо, сам того еще не осознавая, действует по сценарию, который с неизбежностью будет повторять каждое его посольство: Флоренция всегда будет тянуть время, особенно если речь идет о том, чтобы раскрыть кошелек. Напрасно он каждый раз четко анализирует ситуацию, говорит о ее чрезвычайности, бесконечно и на все лады повторяет, что надо принимать решение, и принимать как можно скорее. Эта волокита обусловлена сложностью процедуры принятия решений во Флорентийской республике, но, может быть, еще в большей степени слишком частой сменой высших магистратов: ответственность за принятие решения благоразумно старались оставить преемникам.

Флоренции повезло, что в июле 1499 года сама Катарина еще не решила, какой ей сделать ход. Она колебалась: ставить ей на Лодовико Моро, своего дядю, или же на Людовика XII? Последний, придя к власти, присвоил себе титул короля Сицилии и герцога Миланского, претендуя тем самым на двойное наследство: наследство Анжуйского дома, завещанное Карлом VIII, и наследство, которое, по его словам, он получил от своей бабки Валентины Висконти. Союз Франции и Венеции, смертельного врага семейства Сфорца, непосредственно угрожал Ломбардии. Кто же возьмет верх?

Если победит король Франции, а Катарина будет в военном союзе с Лодовико, то ей придется опасаться худшего, потому что из Милана и Венеции в Неаполь есть только два пути: один — через Тоскану, другой — через Романью. Последний проходит через Имолу и Форли. В этом случае Катарине более чем когда-либо необходимо будет заручиться поддержкой какого-нибудь могущественного итальянского государства, например Флоренции.

Кроме того, ко всем напастям прибавилась и еще одна: папство претендовало на восстановление своей власти над вассальными государствами Северной Италии, синьоры которых не проявляли должной покорности. Александр VI обещал Людовику XII прислать войска под командованием своего сына Чезаре Борджа, чтобы помочь завоевать Милан. А Людовик, в свою очередь, обещал, что, овладев герцогством, поддержит затею папы. Александр VI возлагал большие надежды на Чезаре, который сложил с себя сан и из кардинала Валансского превратился в герцога Валансского — герцога Валентино, супругой которого стала одна из французских принцесс. Такую цену Людовик XII заплатил за то, чтобы избавиться от своей уродливой жены Жанны Французской и получить благословение папы на брак с красивой и богатой Анной Бретонской. Кто знает, как высоко может подняться сын папы? Катарина не могла не опасаться непотизма[16], введенного Сикстом IV, плодами которого пользовались она сама и ее супруг. Не захочет ли нынешний папа отнять у нее то, что даровал его предшественник?

23 июля Катарина велела передать Никколо, что, «отбросив всякий стыд, она бросается в объятия Синьории». Никколо радовался так, словно это были его объятия. Мадонна соглашалась на жалкие условия, предложенные ее сыну, но требовала от Флоренции твердого обязательства защитить ее саму и ее государство. Кроме того, она рассчитывала на денежное вознаграждение в качестве признания прошлых услуг. Мадонна хотела, чтобы с первой же почтой Синьория предоставила своему посланнику неограниченные полномочия: она спешила подписать договор.