Василий Молоков - Родное небо

- Самолет я вам сохраню, - сказал старый тунгус, - а проводника дать не могу. Людей нет. Попросите у наших геологов лошадь, она доведет до Дудинки. Дорогу знает, не раз ходила. Одни не пройдете - сплошные топи.

Геологи охотно откликнулись на нашу просьбу. И пошли мы - весь экипаж, четыре человека, - по тундре за нашей проводницей. Увязалась за нами еще собака. Пропитание себе она находила сама - мышей ловила. Лошадь шагала, нагнув голову к земле, нюхом, что ли, тропу чуяла. Надоело нашему второму пилоту за ней петлять, и решил он идти напрямик. Только шаг ступил в сторону - сразу провалился по пояс в трясину. Еле вытащили. После этой "науки" мы уже никуда не сходили с лошадиного следа. Темнело рано. Чтобы хорошо видеть нашу проводницу, мы прикрепили на ее спине электролампочку, питавшуюся электроэнергией от аккумулятора.

По прямой до Дудинки было НО километров, но пришлось так много кружить вокруг непроходимых болот, что шли мы туда более пяти суток. Запас продовольствия кончился через два дня. Хорошо еще, что норильчане дали нам немного муки.

Когда опускалась ночь и уже опасно было продолжать путь, мы устраивали привал. Разводили костер из собранных по пути корней карликовых деревьев, добывали из-под мха воду, замешивали и пекли на огне лепешки (без соли, забыли ее взять). Какими же вкусными они нам казались и как хорош был чай никогда лучше не пил! Тут же готовая постель - густой мох, прикрывавший болотную сырость. Хоть и проникала она сквозь наши комбинезоны, мы этого не чувствовали - так крепко спали после изнурительного блуждания по тундре.

В Дудинке мы связались по радио с Красноярском. Оттуда летчик А. Д. Алексеев привез мотор для нашей машины, а потом перебросил нас из Дудинки в Норильск. Поставив на машину новый мотор, мы спустили ее на реку, поднялись в воздух и полетели обратно в Дудинку. По реке в то время шла шуга, навигация кончалась. А где же осталась наша верная лошадь? Она повела в Норильск очередную партию изыскателей.

* * *

Я уже достаточно хорошо освоил линию Красноярск - Игарка. В бортовом журнале у меня было записано 23 259 налетанных километров. Но самым ответственным для меня был, конечно, мой первый беспосадочный полет до Игарки. Летом 1932 года я пролетел на "Дорнье-Валь" 1800 километров за десять часов. Техническая скорость самолета была 150 километров в час, но с попутным ветром мы шли быстрее - 180 километров в час. Для того времени это был неплохой показатель. Да и силы свои я еще раз проверил: лететь десять часов в открытой кабине было не так-то легко.

Летом 1933 года меня посылают дальше - к Северному Ледовитому океану на разведку льдов и проводку судов. Мне поистине посчастливилось: моими учителями в Заполярье и Арктике были первые полярные летчики, герои Севера сначала Борис Григорьевич Чухновский, а потом замечательный человек и опытный летчик Анатолий Дмитриевич Алексеев. Он был штурманом у Чухновского при поиске экспедиции Нобиле, работал вместе с первопроходцами Северного морского пути и хорошо изучил район Арктического побережья.

Вместе с Алексеевым на "Дорнье-Валь" мы вели разведку для Карской и Ленской экспедиций: часами летали над океаном, разыскивая среди огромных ледяных полей разводья - единственный путь для затертых во льдах пароходов. Под крылом самолета расстилалась бесконечная, безмолвная белая пустыня. Лишь изредка показывались ее жители - белые медведи. Сначала они испуганно шарахались от грохота наших низко летящих самолетов, а потом стали проявлять любопытство. Усядутся, поднимут вверх головы и внимательно следят за нашими машинами.

Вспоминаю одну из ледовых разведок у Диксона. Километрах в трехстах от острова туман закрыл море. Разведку вести было невозможно, но и возвращаться не хотелось. Решили подождать, пока разойдется туман, и продолжить работу. Выбрали для посадки большую полынью. Вода спокойная, не шелохнется. Тишина такая, будто остались мы одни во всем мире. Перебрались в фюзеляж "Дорнье-Валь", уселись в кружок - в рост там не встанешь. Достали концентраты, сварили суп, кашу, в запасе была и бутылочка вина. Бортмеханик завел патефон (мы всегда возили его с собой с набором пластинок). Сидим в полутьме - слабый свет проникает из маленьких иллюминаторов (электроосвещения тогда не было) - и слушаем наши любимые мелодии. А около самолета стали появляться тюлени. Высунули свои усатые морды из воды, таращат на нас круглые масляные глаза и слушают музыку. Видимо, она им очень понравилась - не уплывали. Так сидели мы почти сутки, пока туман не рассеялся.

Район полетов на разведку льдов был огромным - Баренцево, Карское моря, море Лаптевых. Кроме того, летали мы на зимовки, расположенные на побережье, отвозили туда продукты, почту, лекарства. В воздухе приходилось находиться по семь-восемь часов. Вылетали мы в любое время суток. В летние месяцы, как известно, в тех краях круглые сутки день. В полете же мы были так заняты, что вообще забывали про ночные часы. Иногда бортмеханик заглядывал ко мне в кабину:

- Василий Сергеевич, когда отдыхать будем? Третьи сутки не спим, работаем.

Я же очень дорожил хорошей погодой, считал, что эти драгоценные для Арктики часы надо использовать максимально, побольше сделать.

Зимой 1933/34 года по окончании навигации я вернулся на трассу Красноярск - Игарка. Не знал я тогда, какое великое испытание ожидает меня впереди...

Курс на льдину

13 февраля 1934 года в Чукотском море затонул раздавленный льдами пароход "Семен Челюскин". Научная экспедиция академика О. Ю. Шмидта прошла на этом корабле по Северному Ледовитому океану за одну навигацию путь от Белого моря до Берингова пролива. На последнем участке своего движения пароход находился в плену у дрейфующего ледяного поля, то уносившего его от чукотского побережья, то приближавшего к нему. Когда этот беспримерный героический рейс был почти завершен и "Челюскин" уже входил в Берингов пролив, грозный тайфун, внезапно налетевший с южных морей, отбросил корабль назад, в полярные льды. Огромная льдина, в которую был впаян пароход, отнесла его в океан на 150 миль к северу от побережья Чукотки, а через некоторое время он был раздавлен и исчез в глубокой трещине.

Более ста человек - весь состав экспедиции - успели высадиться на дрейфующее поле. Теперь это был лагерь Шмидта, весть о котором мгновенно облетела весь мир. В Москве на следующий же день была создана правительственная комиссия по организации спасения челюскинцев, возглавляемая заместителем Председателя Совнаркома СССР В. В. Куйбышевым.

Обо всем этом я узнал в Игарке, вернувшись туда из Усть-Порта. Меня ждала телеграмма следующего содержания: "Немедленно возвращайтесь в Красноярск". Догадываюсь: это связано с "Челюскиным". Срочно вылетаю в Красноярск. На аэродроме меня встретил начальник нашей авиабазы Виктор Алексеевич Прилуцкий и передал мне приказ из Москвы: немедленно отправиться во Владивосток, в распоряжение краевой комиссии по спасению челюскинцев. В тот же день я выехал туда поездом. Шесть томительных суток пути, шесть суток тревожного ожидания. В голове одна мысль: "Чем я смогу быть полезен, если не дадут самолет?"