Владимир Соловьев - Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека

«…Довлатов бомбардирует меня письмами из Ленинграда. На последнее, клинически кокетливое и насквозь фальшивое, я решила не отвечать».

А когда, сделав копии, я пару раз пытался эти письма Юнне вернуть, под любыми предлогами увиливала. И только в отвальную, за два дня до отъезда, я чуть не насильно вручил ей всю их переписку. В запечатанном конверте. Который Юнна и уничтожила. Даже не открыв конверт. А зря. Там ее ждал сюрприз. Но пока об этом молчок. Даже тебе. Секреты надо держать в секрете. До поры до времени. Ты же мне тоже не все говоришь.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Снова начинаешь. Что я тебе не говорю?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. А это уже надо тебя спрашивать — что ты мне не говоришь. Ладно, проехали.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Это твои тараканы — сам с ними и справляйся. Я тебя не об этом спрашиваю. Что вы с Леной порешили с этими письмами?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. А я знаю?

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. То есть?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. У Лены семь пятниц на неделе. С самого начала я ее предупредил, что, будет время, поищу эти письма, чтобы вставить в книгу. Лена отнеслась к этой моей затее поживее, чем ты. А у меня все руки не доходили. Потом я все отложил и потратил полдня, наверное, чтобы их разыскать, а когда нашел (думаю, еще не все), ужасно обрадовался, потому что Сережа встает в них во весь свой двухметровый рост, такой живой, близкий, родной — до слез! Представляешь, я чувствовал себя Настасьей Филипповной. Только, в отличие от нее, спасал не жалкую пачку денег из огня, а нечто куда более ценное — драгоценные Сережины тексты. Когда я перечитывал их, они показались мне куда интереснее всех остальных, опубликованных писем.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. А я потому ровно дышала, что думала, как с тобой часто бывает, ты преувеличиваешь. Обычное твое возгорание. Но когда прочла! Как живой с живыми говоря…

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Вот-вот! То же самое с Леной Довлатовой. Когда я разыскал эти письма, перепечатал отрывки, показал тебе, а потом послал ей, она была растрогана и благодарна. А я так обрадовался совпадению наших — нет, даже не впечатлений, а чувств! Вот ее чудесная записка:

«Спасибо за письма. По-моему, замечательные. И кокетство очень мужское и тонкое одновременно. Простите, вы их будете приводить в своей книге? И как только Юнна дала вам их скопировать? Ведь она мне говорила, что уничтожила все Сережины письма по его распоряжению. Не думаю. Но ее писем в архиве нет. Что жаль. И они пока нигде не мелькнули? Значит, Сережа не оставил их никому при отъезде. Очень-очень жаль».

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Ну, так все нормально.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Если бы! Черным по белому, что она не только не против этой публикации, но радуется ей и всячески поддерживает. Не тут-то было. На следующий день получаю от нее емелю совершенно противоположного содержания — разворот на 180 градусов. Теперь Лена согласна только на цитации из писем, а на подборку, которую я уже сделал — отобрал самые интересные отрывки, сочинил преамбулу, — нет. Почему нет? И пошла-поехала вся эта бодяга. Лена, пишу и говорю ей, что случилось, что на вас нашло, какая муха укусила? Вас как подменили, не узнаю вас, с чего бы вдруг? И так далее, в том же духе. А в конце прямым текстом: «Вроде бы так хорошо с вами работалось, и вдруг ни с того ни с сего… Ничего не понимаю и не хочу понимать».

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Странно. На Лену не похоже. Вроде бы она не принадлежит к типу литературных вдов-церберов.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Вроде бы. Я у нее спрашивал, прибегала ли она к запретительным мерам к кому-нибудь еще, кроме Игоря Ефимова, с издателем которого она судилась, и Валеры Попова — она наложила табу на иллюстративный материал к его книжке про Сережу. А так, несмотря на все несогласия и разногласия с мемуаристами, относится к ним с известной долей толерантности. Ну, понятно, от и до.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Так в чем же дело? На Лену не похоже. Как будто она говорит с чужого голоса.

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Увы, так и есть. К сожалению. By proxy. С суфлерской подсказки.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Чьей?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Чего гадать. Меня снова затянет в болото психоанализа. Скажем так: некто заподозрил в этой затее с письмами меркантильный, корыстный элемент, сильно преувеличив выгоду этой публикации.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Ты думаешь…

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Здесь и думать нечего……………………….

А мне эти письма позарез, не представляю уже книгу без них. Есть запасной выход. Я изложил его Лене, она согласилась. Цитации из этих писем внутри книги, а кроме этих цитаций, никаких писем больше не существует. Я брал их у Юнны Мориц для своих беллетристических нужд и теперь наконец использую по назначению. По-борхесовски — путем ложной атрибуции. У меня есть опыт работы в этом жанре. Сочиню докурассказ по этим письмам — есть о чем, детективная история, догадки и домыслы превращу в художественный реал, а заместо реальных имен поставлю псевдонимы или инициалы и, если успею, тисну в эту книгу. ЕБЖ.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Опять секрет Полишинеля?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Ну и что! Я Лену предупредил: писем нет, кроме разрешенных цитат. Представим, что все остальное я сочинил из головы, подделываясь под Довлатова. Пусть будет фальшак. Или подмалевок для прозы. Там ему и место. Лена сказала: «Это ваше дело». Тем более… Вот ее мне сообщение: «И еще, уже в порядке сплетни — я все-таки написала Юнне и спросила, как получилось, что письма Сережины оказались у вас. Она ответила, в свойственной ей манере, что ничего вам не давала. А когда я спросила: „Он что же, выкрал их у тебя?“, она замолчала». То есть адресат никогда мне этих писем не давал, а потом уничтожил их. Юнна, ловлю тебя на слове. А мне и карты в руки!

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Возвращаясь к твоему фильму…

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Нашему. Плод коллективного творчества. Без Лены Довлатовой не было бы фильма.

ЕЛЕНА КЛЕПИКОВА. Главный в фильме — Сережа. Редчайшие кадры: Сережа — изустный рассказчик, сказитель, storyteller. Каким мы его и знали, а рассказчик он был блестящий. Из рассказчика и возник писатель. Благодаря твоему фильму об этом узнают его читатели. Точнее, зрители. В том числе те его устные рассказы, которые не успели стать письменными. А почему ты назвал фильм «Мой сосед Сережа Довлатов», а не «Мой друг Сережа Довлатов»? Постеснялся?

ВЛАДИМИР СОЛОВЬЕВ. Не совсем. «Мой друг…» немного претенциозно, зато «Мой сосед Сережа Довлатов» более оригинально. Теперь наша цель — сделать лучшую книгу о Довлатове, а предыдущая пусть послужит черновиком, подмалевком для этой. Это будет не био, а портрет.