Иван Спирин - Записки военного летчика

И тогда мною овладевает отчаянная решимость. Будь что будет. Сажусь куда придется. До земли полтора-два десятка метров. Наконец, начинаю выравнивать и сажать машину. Радостный крик невольно вырывается из груди: оказывается, я сажусь на ровное зеленое поле. Это почти аэродром. Машина остановилась. Вылез. Пробую винт и замечаю, что ко мне очень низко подлетает второй самолет нашей группы. Это был инструктор. Они на аэродроме видели все, что творилось со мной в воздухе, конечно, встревожились и, как только я скрылся из глаз за холмом, инструктор тотчас вылетел ко мне. Он мастерски приземлился на этой же самой площадке и остановился в пяти-десяти метрах.

- Что случилось?

- Да вот мотор.

С инструктором был механик. Он подошел к самолету, едва взглянул опытным взглядом и все понял:

- Шатун лопнул и разворотил все внутри.

Неожиданно инструктор быстро подошел ко мне и крепко пожал руку. Я недоумевал - за что. Вскоре на место вынужденной посадки собралась вся группа. Все очень хвалили меня за то, что я так мастерски вышел из тяжелого положения и умело выбрал замечательную посадочную площадку. Я угрюмо молчал. Вечером в школе на меня смотрели, как на героя. А мое настроение становилось все хуже. На утро я фигурировал в стенных газетах как лучший, как примерный… Это было уже чересчур. Я не выдержал и признался инструктору, что все вышло случайно и не я выбирал площадку, а она меня выбрала. Инструктор не соглашался со мной. Я апеллировал к группе.

- Брось скромничать, - был ответ.

Так и осталась за мной эта победа, в которой я отнюдь не повинен. [38]

Зачетный полет

В начале декабря я закончил обучение на боевой машине, и инструктор заявил, что может меня выпустить. Это было несколько необычно. Большинство курсантов освоили только половину вывозной программы полетов на боевой машине. Лишь немногие летали самостоятельно. Некоторые еще только начинали летать на боевом самолете. Но мои успехи были признаны достаточными для самостоятельных полетов, и поэтому руководители школы решили выпускать меня. Начались дни испытаний и проб. Прилетев с маршрутного полета и поровнявшись с аэродромом, я заметил, что на посадочной полосе суетились и бегали люди. С высоты не разобрал, что происходит внизу, и, только подходя к земле, увидел, что за несколько метров до посадочного знака была протянута веревка с разноцветными флажками. Это условно обозначало канаву. Ежели я задену за эту веревку, значит, не умею рассчитывать и самолет «попал в канаву». В конце пробега (на расстоянии, которое надо пробежать машине при грамотной посадке) также была протянута веревка с флажками. Если задену за нее, «попал в канаву», значит, очень разогнал машину, не умею грамотно садиться и «сломал самолет».

Это испытание было неожиданным. Я подумал было, не пойти ли на второй круг. Но, чтобы не было разговоров, что, мол, струсил, я решительно пошел на поездку. Самолет не задел ни ту, ни другую веревку.

На следующий день прилетел командир отряда, чтобы испытать меня в воздухе. Усевшись в машину, он объявил: [39]

- Управление ваше. Зона такая-то. Высота - 100 метров. Сделайте два глубоких виража в одну сторону и два - в другую. Наберите 150 метров, сделайте по два боевых разворота в ту и другую сторону. Наберите 500 метров. Сделайте три петли.

Все было ясно. Но над новинкой - глубоким виражем на 100 метрах - я задумался. Это небывалый случай. Вообще виражи с глубоким креном ниже 500 метров не разрешались. Но я понимал, что задание командира не было подвохом, никто не хотел придираться, затирать меня. Это было стремление более четко отшлифовать мою технику пилотирования, проверить мою летную грамотность, помочь мне выработать трезвый взгляд на отдельные летные эволюции.

Я повторил задание. Мы вылетели. Большинство фигур у меня получилось хорошо. Они мне нравились самому. Некоторые же, особенно перевороты через крыло налево, как мне казалось, получаются неважно. Я даже сделал один сверх плана. Уж очень не нравились мне эти перевороты налево, и я пытался исправить предполагаемую ошибку. Но позднее выяснилось, что ошибок не было.

Накрутившись досыта, я пошел на посадку. Впереди садились два самолета. Я решил пойти на второй круг и, находясь уже почти на границе аэродрома, дал газ. Но в это время почувствовал, что рули взяты командиром отряда. Я поднял руки, показывая, что не управляю. И вот командир, этот опытный «воздушный волк», показал мне исключительно грамотную, красивую технику скольжения самолета на крыло. Он положил самолет буквально на бок, и мы с шумом и свистом падали вниз почти до самой земли. Метрах в пяти от земли скольжение было приостановлено, и самолет коснулся земли там, где было нужно.

Командир отряда дал общую оценку моей технике пилотирования «отлично». Потом прилетел командир эскадрильи и еще раз попробовал меня в воздухе. Опять дали хорошую оценку. Наконец, объявили, что школу я окончил, уже были заготовлены документы, характеристики, аттестации, и я собирался вот-вот выехать в свою часть.

Хотел это сделать под выходной день. Но пришлось задержаться еще на день. [40]

18 декабря на Каче свирепствовал норд-ост. Сильный ветер здесь - не редкость, он дует иногда три дня, а иногда и все девять, и дует так, что сбивает с ног человека. Скорость доходит до 20 и больше метров в секунду. Такой же ветер разыгрался и в этот памятный выходной день. Мы сидели в своей комнате и азартно играли в домино.

Около полудня в комнату вошел вестовой:

- Товарища Спирина начальник школы вызывает на аэродром.

Я подумал, что вызов связан с некоторыми формальностями при выпуске. Возможно, что начальник школы хотел видеть меня и дать назидательные советы на будущее. Надо сказать, что начальник школы был строг, суров, и его не любили ни ученики, ни инструкторы. За излишнюю придирчивость он получил прозвище «рашпиль».

С большим трудом, преодолевая встречный ветер, пробираюсь на аэродром. Ветер очень сильный, но ровный. Иду медленно, наконец, добираюсь до штаба эскадрильи. В общей комнате стоял начальник школы в о чем-то разговаривал с моим инструктором. Я доложил:

- Прибыл по вашему приказанию.

Он внимательно посмотрел на меня и, как-то растягивая слова, очень тихо произнес:

- Вы сейчас полетите. Задание получите от командира эскадрильи. Я ему все сказал. Самолет готов, у ангара.

Вот тебе раз! Я опешил. Куда! лететь в такую погоду? А начальник смотрел на меня как-то особенно пытливо. Спохватившись, я спрятал чувство охватившей меня растерянности, повторил приказ и вышел из комнаты.