Василий Шатилов - Знамя над рейхстагом

Телефонный звонок. Беру трубку.

- У телефона "сто первый", - называю свой позывной.

- Доложите, как идут дела, - слышится голос Семена Никифоровича Переверткина.

- Высота полностью наша. Закрепляем фланги. Взяли около девяноста пленных. Противник контратаковал силами от роты до батальона с танками. У нас введен в бой батальон с танками и артиллерией. Контратаку отбили. Ожидаем атаку силой до полка с танками. Ночью хочу ввести еще один батальон для расширения плацдарма.

- Согласен. Надо получше укрепить фланги и подготовить артиллерийский огонь.

- У меня все готово.

- Артиллерия корпуса обеспечит правый фланг. Прошу уточнить ваш передний край.

- Докладываю: брод, семьсот метров восточнее высоты двести одиннадцать, безымянная высота...

- Подождите, подождите. Разве эта высотка занята вами?

О взятии небольшой безымянной высоты мне доложил Пинчук. Эти данные были включены в оперативную сводку, отправленную в штаб корпуса. В чем же дело? Почему у комкора возникло сомнение? "Что ж, пообедаю и пойду лично проверить", - решил я.

С офицером из политотдела армии, подполковником П. С. Матюхиным, который вызвался идти со мной, направились к мосту, наведенному через протоку. На зеленой траве близ него чернели свежие воронки - противник держал мост под артиллерийским и минометным обстрелом. Наши батареи прямой наводки, хорошо замаскировавшись в кустарнике, прикрывали переправу. Командир дивизиона капитан Подгорский коротко доложил обстановку. Здесь все было в порядке, и мы не стали долго задерживаться. Главный интерес для нас представляла Заозерная.

То бегом преодолевая лужайки, то медленно двигаясь по траншеям, мы шли по тем местам, где еще утром находились гитлеровцы. На утоптанной траве валялись каски, подсумки, противогазы, лежали неубранные трупы эсэсовцев. Навстречу нам попадались раненые бойцы - кто еле-еле ковылял сам, кое-кого несли на носилках. Над головами все время свистели пули, повизгивали осколки.

До наблюдательного пункта командира батальона добрались благополучно. Капитан Брыльков в нескольких словах обрисовал создавшееся положение.

- Сейчас, - сказал он, - возникла своеобразная пауза. Мы закрепляемся на захваченных позициях, противник, хотя и не примирился с их потерей, однако еще не собрался с силами, чтобы восстановить положение.

Оставив своего попутчика на батальонном НП, я решил заглянуть в роту, которая то ли владела интересующей меня безымянной высотой, то ли нет. Двинулся туда в сопровождении солдата, который не лучшим образом справился с ролью проводника - мы заблудились и оказались на минном поле. Едва выбрались...

Командира роты я нашел в мелком песчаном окопчике, метрах в двадцати позади цепи, а сомнительная высотка находилась метрах в семидесяти впереди.

- Кто там, наши или фрицы? - спросил я ротного.

- Никого, товарищ полковник. Были мои ребята, но я их отвел.

- Зачем же?

- Для выравнивания фронта... Да если что, я снова займу!

- Не надо, я сначала посмотрю, - отверг я его предложение. Конечно, не дело командира дивизии самому лезть проверять каждую мелочь. Но мне показалось, что ротный что-то недоговаривает, и желание разобраться во всем самому возобладало. Я сбежал по склону, отмахал несколько десятков шагов по ровному месту и поднялся на холм.

На его вершине действительно остались следы -пребывания наших бойцов. Высотка была удобной для обороны, с хорошим обзором. Я собрался возвращаться, намереваясь дать ротному нагоняй за то, что оставил такую выгодную позицию, как вдруг раздался короткий сверлящий звук, затем грохот разрыва. Поблизости вырос фонтан песка и дыма. Почти одновременно совсем рядом возникло еще несколько грязно-бурых кустов. Я инстинктивно бросился в окоп. В артиллерийскую стрельбу вплелись противные завывания мин. Огневой налет был продолжительным. Осколки со свистом прошивали воздух над моей головой. Они срезали макушки сосен, расщепляли стволы, секли ветви. Однако ни один снаряд или мина не попали в мое убежище.

Огненный шквал затих так же внезапно, как и начался. Я вылез из укрытия и замер от неожиданности. К высоте направлялись неприятельские солдаты. Видимо, они заметили меня: группа гитлеровцев повернула в мою сторону. При мне были гранаты. Я упал на левый бок, быстро вставил запал. Бросок... Потом еще один...

Гитлеровцы залегли. В ответ - ни выстрелов, ни гранат. И вдруг чужой, гортанный голос: "Польковник, сдавайс!" Значит, разглядели, хотят взять живым. И наши, как назло, не подают признаков жизни.

Я швырял гранаты одну за другой. Вот их осталось только две. Проверил патроны в ТТ. Мне ничего больше не оставалось, как отстреливаться до последнего...

И вдруг наша артиллерия начала редкий, методичный обстрел. Гитлеровцы прижались к земле. Наступил благоприятный момент. Добрым словом помянул я мягкие, с ремнями казацкие сапоги, в которые был обут, - летел я в них как пуля. Когда ввалился в свой окоп, сердце, казалось, готово было выскочить из груди.

Ротный, лежавший на земле ничком, посмотрел на меня, как на явившегося с того света.

- Почему рота не стреляет? - накинулся я на него. - Командуйте сейчас же!.. Телефон работает?

- Так точно, только что с комбатом говорил.

Я вызвал Александра Васильевича Максимова.

- Немедленно откройте артиллерийский огонь по высоте, что в ста метрах к западу от Заозерной. Одновременно дайте по ней полковой залп гвардейских минометов!

- Слушаюсь... Слушаюсь... - немного удивленно ответил командующий артиллерией. Ему-то там, на дивизионном НП, не понять было, в чем дело. Но приказание он исполнил точно. Не прошло и минуты, как злополучная горушка была накрыта. Немногим вражеским солдатам удалось унести оттуда ноги.

На другом участке пехоте противника, поддержанной танками, удалось отбить высоту 211.0 и оттеснить нас ближе к Заозерной. Алексей Иванович Пинчук, оказавшийся в это время в боевых порядках роты, по которой пришелся главный удар, умело организовал оборону. Как только немецкие танки приблизились к позициям стрелков, их по команде Пинчука встретили огнем наши орудия и тридцатьчетверки. Две неприятельские машины окутались пламенем и едким дымом. Остальные застопорили ход и открыли огонь с места. Но долго продержаться они не смогли и по одному отошли за высоту 211.0.

В это время прозвучала команда "В атаку!", и солдаты бросились в рукопашную схватку. Пинчук был ранен в ногу, но продолжал руководить боем. Гитлеровцы в рукопашной не устояли и отступили. Уйти удалось немногим.

Большие потери понесли и наши подразделения.

Когда бой стих, я пробрался на наблюдательный пункт командира батальона. Николай Федорович Брыльков встретил меня печальным известием: