Войны кровавые цветы: Устные рассказы о Великой Отечественной войне - Артемьев
Танков шло на нас много: все поле перед нами было усеяно этими черными черепахами. Откуда-то со стороны начали бить наши пушки. В одно мгновенье загорелись три или четыре танка, а остальные поднажали и пошли еще быстрее к нашим траншеям. Постепенно начала показываться немецкая пехота. А немецкая пехота, известно, без танков никуда. Побей у них машины, так они, как зайцы, разбегутся. Поэтому мы знали, что в бою главное — танки остановить, а пехота без них вперед не попрет. Но побить танки уж не такое легкое дело: тут надо бить наверняка, за промах можно жизнью своей заплатить.
Подошли к нам танки на близкую дистанцию, тут мы открыли огонь. Сержант Кузьменко был рядом со мной. Он уже успел выпалить по одному танку около десяти раз, а громадный танк, ковыряя землю, шел вперед. Ну, думаю, хоть ты, Кузьменко, и метко бьешь, а твои стрелы по танку что слону дробина. Но я ошибся на этот раз. Смотрю, танк, как слепой, заюлил на месте, рычит, как зверь подбитый, а дальше идти не может. Как увидел я, что Кузьменко подбил одного, так на сердце легче стало: не останови такую махину перед окопами, так он от нас бы мокрое место оставил. Недолго пришлось фрицу крутиться, батарейцы его в момент укокошили.
Пока мы расправлялись с этим громилой, в это время подошли к нам другие танки и давай они в упор бить по нас. Смотрю, сержант опустил ружье и повалился в окоп. Подбежал я к нему, а он лежит без головы, голова-то в стороне валяется.
Мешкать нельзя. Беру ружье и тоже заместо него давай бить. Танки с диким ревом моторов и с оглушающим лязгом гусениц подошли вплотную. Полетели на фрицев гранаты, бутылки. Черная стена взрывов поднялась над окопами. Немного в стороне от нашего отделения успел уже переползти один танк и почему-то, ерзая на одном месте, вперед не пошел. Взводный послал Гошу Бочко, чтобы гранатами и бутылками уничтожить танк. Бочко, не медля ни одной секунды, кинулся к танку. Через минуту танк скрылся в темно-сером дыме, а Бочко почему-то не вернулся: то ли погиб, то ли его ранило.
Пока мы вели бой с танками, в это время успела подойти к нашим окопам немецкая пехота. Тут дали себе волю наши пулеметчики. Фрицы полупьяные, нахальные, лезли к траншеям между своими танками, заливая нас ливнем пуль. Сдержать натиск было трудно. Многие уже вышли из строя, но надо было держаться; такой был приказ. И мы держались, обливаясь кровью и потом. Командир взвода Мельников был уже давно в крови. На щеке его зияла рана, запекшаяся кругом кровью, на левой руке было оторвано два пальца, но он крепился, продолжая командовать.
Силы наши были неравны, немцы любой ценой хотели прорваться и выйти в тыл к нашим войскам. Бой уже тянулся долго, и казалось, ему не будет конца. Но мы твердо решили, что немцы могут пройти через наш рубеж только через наши трупы. Перед нашими позициями горело больше десяти танков, а немцев, разорванных в клочья, — не было счета.
Мы не заметили даже, как в горячем бою подошла к нам подмога. Взводный, шевеля губами, подошел к нам и сказал:
— Артиллеристы, истребители танков подошли!
Я промолчал, другие тоже ничего не сказали, но мы знали: раз пришли истребители-артиллеристы, значит, немцам капут! Слава об истребителях уже гремела давно. И действительно, истребители открыли такой огонь, что немцы начали шарахаться со своими танками из стороны в сторону и вскоре, оставив кладбище машин и трупов поспешили уйти.
22. Борьба с „тиграми“
Это было седьмого июля тысяча девятьсот сорок третьего года. Немцы начали нас бомбить с раннего утра. Не успевала одна партия самолетов уходить с поля, как появлялась другая, за ней третья, четвертая. Над головой без умолка вились бомбардировщики и истребители.
Воздушные бои не затихали ни на одну минуту. Разрывы бомб, снарядов, мин, свист пуль — все это сливалось в общий грохот боя. Сидишь в окопе, смотришь вперед и не знаешь, откуда на тебя придет смерть. То ли с воздуха грохнет бомба, то ли снаряд угодит в окоп, то ли болванка разделит тебя на две половины. Но так приходилось думать только тогда, когда автомат твой не может достать ни самолета, ни пушки, которые бьют по тебе. Как только начинаешь видеть перед собой врага, мысли куда-то улетучиваются, а в голове остается только одна думка — как врага положить.
В воздухе еще кружились и бились самолеты, около окопов рвались несметные снаряды, а на нас пошли танки. Такие громадные, что мы в жизни не видели, а только на картинках смотрели. Говорили нам до боев, что есть у немцев какие-то танки и зовут их «тиграми»… И вот один, другой, а за ним еще несколько идут, сотрясая землю, прямо на нас. Пушки на них длинные, торчат далеко впереди самого корпуса. Забили наши батарейцы по зверю, забили крепко, а «тигры» заныряли по воронкам и все ближе подходят к нашим траншеям: из автомата стрелять бесполезно, расстояние было большое. Да если и попадешь прямо в него, то такой махине пуля что слону дробинка.
…«Тигры» шли вперед. Заметив наши пушки, они открыли огонь. Дуэль продолжалась недолго. Сначала два наших орудия вместе с расчетами прямыми попаданиями разбросало в стороны, потом третье орудие подняло высоко в воздух, и на землю упали одни лишь клочья человеческого тела да куски исковерканного железа.
Другие батареи продолжали бить. Остановился один танк, за ним другой, а третий, ползший сбоку, загорелся и моментально взорвался.
«Тигры» расползлись по полю, как испуганное стадо диких зверей, и тогда мы увидели, что за ними шли зверята — мелкие танки. На секунду, казалось, бой затих, а потом с новой силой разразился, как ураган. Танк, который шел на нас, немного свернул в сторону, а потом пополз опять по прямой. Мой товарищ по окопу Иван Тихонов высоко поднял автомат и закричал батарейцам:
— Бейте по этому танку.
Слова его потонули в громе боя. Я подошел к нему и говорю:
— Гранаты у тебя в порядке?
Он
