Маргарита де Валуа - Маргарита де Валуа. Мемуары. Избранные письма. Документы

Церемонию бракосочетания должен был осуществить кардинал де Бурбон, родной дядя Генриха Наваррского и единственный католик в этой семье. Однако он также откладывал свою миссию, ожидая разрешения из Рима. В августе, когда все приготовления к свадьбе были закончены, Париж был переполнен приехавшими гостями, а общая ситуация во Франции вновь становилась нестабильной, стало ясно, что откладывать дальше церемонию невозможно. Не дождавшись папского разрешения, Екатерина Медичи решилась на крайние меры: по ее приказу было объявлено о подписании Григорием XIII специального бреве, позволявшего католичке выйти замуж за гугенота, чего не было в действительности [66]. Настоящее разрешение было составлено и пришло в Париж много позже – во второй половине ноября 1572 года, уже после возвращения Генриха Наваррского в лоно католической церкви. Брачная жизнь Маргариты де Валуа началась с обмана – этот факт вспомнят неоднократно, когда впоследствии пойдет речь о ее разводе с королем. Одновременно Карл IX, в опасении отрицательного решения папы, велел задерживать всех курьеров, следующих из Италии [67].

Вообще, история с папским разрешением на брак Генриха и Маргариты запутана. Дело в том, что документ был утерян во время династического кризиса и фактического междуцарствия в 1589-1594 годах. Во всяком случае, его не смогли найти ни во время бракоразводного процесса в 1590-х годах, ни в последующее время. Архивы Ватикана, где наверняка хранится копия документа, до сих пор хранят молчание. Уже в то время во Франции сомневались, было ли оно вообще. Существует одно-единственное упоминание о получении долгожданного разрешения в письме Екатерины Медичи от 19 ноября 1572 года [68]. Маргарита в своей переписке также говорит о его существовании (см. ее письма [202] № № 9-11 в настоящей книге), правда, неясно, видела ли она его воочию. Может быть, в августе 1572 года Екатерина Медичи, видя, что папского благословения не получить, а намечаемый брачный союз бесполезен (поскольку вооруженные гугеноты в Париже вели себя вызывающе, рассчитывая прямо из столицы отправиться на войну с Испанией во Фландрию), не исключала последующий скорый развод своей дочери и признание брака недействительным, тем более что Маргарита в своих воспоминаниях подтверждает разговоры на эту тему с матерью. Не отсюда ли родилась легенда о том, что на церемонии бракосочетания принцесса Валуа, зная, что в действительности папа не разрешил брак, не смогла заставить себя сказать «да» в ответ на вопрос кардинала де Бурбона? [69]

Что касается внутренних проблем с заключением брака, то в действительности таковая была одна: Екатерине Медичи нужно было убедить в необходимости свадьбы лидеров гугенотов, прежде всего Жанну д’Альбре. Письма королевы Наваррской за 1571-1572 годы представляют собой самое яркое свидетельство хода переговоров между Валуа и Бурбон-д’Альбре. У Жанны д’Альбре, с одной стороны, не было причин доверять французской королевской семье, особенно королеве-матери, своей давней противнице, с другой стороны, союз ее сына с принцессой царствующей фамилии сулил не только закрепление религиозного мира, но также усиление суверенных прав и привилегий Бурбонов и Наваррского дома. В письме к Комону от 1571 года она пишет: «Я... отправляюсь ко двору, где Господь поможет руководить моими действиями, да послужит это к Его славе. Дело, которое меня туда влечет, имеет столь большое значение, что о нем стоит позаботиться» [70]. Речь идет о завершающей стадии переговоров, которые проходили с февраля 1572 года в тогдашней резиденции двора в Блуа.

Подозрительной и полной предубеждений суровой протестантке Жанне д’Альбре французский двор казался олицетворением порока и всеобщего лицемерия. Она жалуется в письмах к сыну, что ее силой принуждают подписывать брачный контракт, а Екатерина Медичи, с которой она «не может общаться», всячески над ней издевается, наконец, ее устраняют от встреч с королем и Маргаритой: «Что касается Мадам [Маргариты], то я вижу ее только у королевы – месте не слишком достойном, откуда она не выходит. Она отправляется в свои апартаменты только в те часы, [203] которые неудобны для беседы» [71]. Вместе с тем, королева Наваррская не скрывает своей радости от первых впечатлений о будущей невестке: «Я Вам скажу, что Мадам [Маргарита] оказала мне столько почестей и доброжелательства, сколько было возможно, и говорила мне чистосердечно, как она Вами довольна»; и далее: «Я сказала ей о Вашем письме, и она была очень деликатна, отвечая, как обычно, в выражениях великодушной покорности к Вам и ко мне, как будто она уже Ваша жена» [72]. Судя по всему, на Жанну большое впечатление произвели безупречные манеры и такт принцессы, ее ум и рассудительность. Вместе с тем, королева Наваррская почувствовала в ней реальную соперницу за влияние на Генриха Наваррского, которого предупреждала позднее, что твердая преданность Маргариты католической религии и своему дому может негативно отразиться на всем гугенотском движении, добавляя: «Принцесса красива, но прошла школу разложения» [73].

Жанна д’Альбре видела в Маргарите только дочь ненавистной ей Екатерины Медичи и быстрее, чем сама королева-мать, поняла, что принцесса во все времена будет отстаивать прежде всего интересы правящей семьи Валуа и свои принципы. Другие ее письма уже отражают мнение раздраженной свекрови – одно из них мы уже цитировали выше, другие привел в своей интересной статье Роберт Кнехт [74].

Долгожданный брачный договор Жанна д’Альбре подписала 11 апреля 1572 года после долгих колебаний и сомнений. Адмирал Колиньи, гугенотский лидер в то время, сыграл в этом деле большую роль, так как Екатерина Медичи, по словам венецианского посла, обещала в случае успеха не препятствовать его сближению с Карлом IX [75]. Неожиданная кончина в Париже королевы Наваррской от туберкулеза 9 июня была воспринята двором с облегчением [76]. Отныне внутренних препятствий для совершения бракосочетания почти не было, если не считать непримиримую [204] позицию ультракатоликов герцогов Гизов, находившихся в то время в немилости.

Гизы были, бесспорно, оскорблены тем, что их главу в свое время отвергли в качестве достойной партии Маргариты де Валуа. И, быть может, стремление Генриха де Гиза расправиться с королем Наваррским и прочими гугенотскими принцами во время Варфоломеевской ночи (возможно, и организация самой резни) во многом носило следы личной мести и многолетней вражды Гизов и Бурбонов.