Роберт Пейн - Ленин. Жизнь и смерть

Есть некоторая загадка в происхождении этой другой фамилии. Хотя, кто знает, может быть, «Ленин» есть всего-навсего принятое в семье шутливое производное от «Ульянин».

Вообще фамилии «Ульяновы» и «Смирновы» были широко распространены среди поволжских чувашей, чьи предки с незапамятных времен кочевали вдоль Волги. Это были мирные кочевники, говорившие на языке финно-угорской группы. Были они низкорослы, коренасты, рыжеволосы; имели желтоватый оттенок кожи, широкие скулы и раскосые глаза с резко очерченной линией век. Они не помнили своей истории и подчинялись примитивным законам примитивного общества. Средой их обитания были глухие, заболоченные берега Волги и заросшие лесами ее притоки. Здесь они и селились, подальше от основных центров цивилизации. Татарское иго их миновало, — они ушли в леса, что их и спасло. Но при Екатерине Великой земли Поволжья были освоены; царица раздала земельные наделы своим фаворитам, и миролюбивые чуваши оказались крепостными рабами русских помещиков. До закрепощения они возделывали землю, рубили лес, пасли скот, разводили пчел и добывали мед, охотились. Воинов среди них было мало. При хозяевах их жизнь коренным образом изменилась: кто-то стал слугами в барских домах, кто-то обрабатывал помещичью землю. Их свободной, вольной жизни в племенах пришел конец. Чувашей лишили их языческих богов, которым они поклонялись, и теперь вместо шаманов они получили православных священников с их богом. Родной язык они утратили. У них отняли чувашские имена, а взамен стали называть русскими именами, например, Ульянами, — по роду занятий (в данном случае от «улей»); отсюда фамилия — Ульянов. Фамилия «Смирнов» происходит от слова «смиренный», то есть послушный, покорный. Ведь только такими желали видеть своих крепостных рабов, поволжских чувашей, их хозяева помещики. Но не тут-то было. Оказалось, что чуваши вовсе не были ни смиренными, ни послушными.

Еще задолго до екатерининских времен жившие по берегам Волги мордовские и чувашские племена познали на себе гнет иноземного владычества. В 1552 году при Иване Грозном была завоевана Казань, столица татарского ханства. Через сто лет русские построили Симбирск, крепость для защиты от татарских набегов. Однако иноземное владычество, будь то татарское или русское, не сломило независимый характер местных племен; их не так-то просто было подчинить своей воле. Это особенно ярко показал Пугачевский бунт, в котором чуваши проявили себя наиболее свирепо. В их душах тлел непокорный пламень, они жаждали возмездия. «Жгите, грабьте, разрушайте! — бросил клич Пугачев. — Хватайте дворян, сделавших вас холопами, вешайте их, не оставляя никого в живых!» Восстание было подавлено, а доля крепостного крестьянина стала еще горше.

Крепостная зависимость передавалась по наследству. Избавиться от нее можно было только с помощью побега или, что бывало крайне редко, выкупа. Следовательно, есть основания полагать, что Александра Ульянова происходила из семьи потомственных крепостных крестьян. В рабство попадали целые семьи, и оно становилось уделом всех без исключения потомков. Если Александра была крепостной, то и Николай Ульянов в определенное время своей жизни не миновал той же участи. Скромный портной из Астрахани, уже в преклонном возрасте взявший себе жену, должно быть, познал, что такое рабство. Несомненно, и дети его, и внуки тоже знали, что это такое, — не на собственном опыте, а скорее всего на уровне подсознания, в глубинах своего существа.

Ульяновы поселились в Астрахани, потому что это был крупный город и оживленный порт, где на всякого хорошего мастера независимо от его происхождения имелся спрос и где можно было выбиться в люди. Хотя Астрахань уже давно была завоевана Россией и входила в состав Российской империи, в то время, то есть в начале XIX века, она совершенно не была похожа на русский город. Здесь еще слишком сильно ощущался Восток, с его базарами, мечетями, с кривыми, узкими, вьющимися улочками, где в долгие, знойные месяцы лета люди утопали по щиколотку в пыли. Таких городов было сколько угодно в Афганистане и даже в Китае, и Астрахань, будучи типичным восточным городом, очень неохотно расставалась со своим прошлым. Чего только не повидал город со времени своего основания — его перестраивал Тамерлан, потом в нем правил татарский хан, Стенька Разин брал город приступом, а Петр I превратил в свой форпост, когда воевал с Персией. Присутствие русских правителей выдавали лишь купола церквей да несколько государственных административных зданий. Здесь по-прежнему кипела своя, особая жизнь, это была граница с Востоком, который контролировал торговый путь из прикаспийских стран через море в низовья Волги, и влияние России в этом регионе какое-то время было не более чем видимостью.

Нам не так много известно о Николае Ульянове, зато у нас значительно больше сведений о его старшем сыне Василии, который после смерти Николая в 1838 году заменил осиротевшей семье отца. Тогда Василию было шестнадцать лет, а Илье семь. Портной не оставил после себя никаких средств, и семья была на грани нищеты. Неизвестно, что их ожидало бы, но Василий возложил на свои плечи все заботы о родных. Он устроился в контору и на свое жалованье содержал мать, сестер и брата. Василий принадлежал к разряду тех жертвенных натур, которые видят смысл жизни в служении близким. Он мечтал стать учителем и собрался было поступать в университет, но понял, что для него это невозможно. Смирившись со своей судьбой, он стал лелеять мечту о том, что по крайней мере младшему брату удастся осуществить то, что не вышло у него. Он хотел, чтобы Илья получил образование. И брат оправдал его надежды. Он прекрасно учился, был умным, воспитанным и добрым мальчиком. У него была хорошая голова, и он отличался блестящими способностями к математике. В возрасте тринадцати-четырнадцати лет он уже помогал семье, зарабатывая уроками математики. Так братья разделили между собой обязанности: Василий был образцовым добытчиком и кормильцем в семье, а Илья был образцовым студентом. Пройдут годы, и Илья найдет простые слова, определившие его отношения с братом, и в этих словах будет все сказано: «Брат был мне вместо отца».

Тем не менее, при всей необычайной самоотверженности старшего брата, Илья никогда не получил бы высшего образования, не имей он поддержки со стороны Попечительского совета. После гимназии он горел желанием поступить в Казанский университет, чтобы изучать математику и физику; курс этих наук читал профессор Николай Лобачевский, создатель неевклидовой геометрии. Но возникло препятствие: в 1848 году прием в университет, где должно было обучаться всего пятьсот сорок студентов, был ограничен и к тому же конкурс на получение стипендии от Его Императорского Величества сильно ужесточен. Однако Илья имел прекрасный аттестат, и тогда директор гимназии написал ректору Казанского университета длинное письмо, в котором настоятельно просил зачислить юного Илью Ульянова в число студентов. «Без стипендии, — писал он, — этот поразительно одаренный мальчик не сможет закончить образования, так как он сирота и совершенно не имеет на это средств».