Мерилин Мэнсон - Долгий, трудный путь из ада

15 марта 1988

Джон Глэйэер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Юнион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Брайен Уорнер 3450,

Бэнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Привет, Брайен! Спасибо за "Вею Семью". Мне понравилась идея, но я бы предпочел кое-что немного изменить. Несомненно, Вы пишете очень неплохо и весьма убедительно, и мне хотелось, чтобы Вы прислушались к моему пожеланию. Во первых, Брайен, я рекомендую Вам ознакомиться с самобытным типом произведений, которые мы публикуем - подпишитесь на Ночные Ужасы" Я могу выслать Вам следующие четыре номера всего лишь за 12$ на первый год и по 16$ на последующие года. Я надеюсь. Вы здорово сэкономите на этой подписке - более 35% - и заодно поддержите нашу кровожадную компанию. Если Вы серьезно намерены посылать свои работы в наш журнал - мы платим два с половиной цента за слово - дерзайте, пуст" наш журнал станет Вашим ключом к удаче.

С уважением, Джон Глэйэер, редактор.

28 марта 1988

Брайен Уорнер 3450,

Бэнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Джон Глэйзер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Внион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Уважаемый Джон Глэйзер! Огромное спасибо за ответ. В конверте Вы найдете чек на четыре номера Ночных Ужасов. Я горю желанием получить первые выпуски. Высылаю Вам свои три новые небольшие поэмы - "Частица Сопротивления", "Цветное Стекло" и "Отель Галюциноген". Надеюсь, они больше придутся Вам по вкусу. Спасибо за Ваши замечания, жду ответ на мою подписку.

Всегда Ваш, Брайен Уорнер.

ЧАСТИЦА СОПРОТИВЛЕНИЯ

Когда вилка поедает ложку,

А нож колет

Лицо, отраженное в тарелке,

Обед окончен

ЦВЕТНОЕ СТЕКЛО

В тишине храма

Преклони колени

В поисках епитимьи

Когда идеалисты со вставными челюстями

Бросят бифштексы на блюдо

Зажгите свечи для грешных

Зажгите огонь!

Пророк-самодур, протестант-сказочник

Скажет диатоническую догму

И небрежно выпотрошит вас

Молись, Сходись!

Мир выглядит лучше через цветное стекло.

Зажгите свечи для грешных

Зажгите весь этот мир!

Ложь, Вероломство, Фальсификация

Все они словно губки, желающие

ВпитатьТретичные реалии жизни.

ОТЕЛЬ ГАЛЮЦИНОГЕН

Лежа в постели в созерцании

Завтрашнего дня, спокойно медитируя,

Я смотрю на одинокое пустое пятно

И замечаю, что мои глаза

Смотрят вверх, вниз и под множеством разных углов,

И я чувствую, что мое внимание отвлекается в сторону

От пустого экрана перед моими глазами

И переходит на пирамиду из восьми пустых пивных банок.

Я смыкаю веки и думаю,

Сколько часов прошло с тех пор,

Как я построил это удивительное сооружение

Из жестяных банок?

И я ли создал все это?

Или кто-то другой?

Я открываю глаза и снова смотрю на пирамиду.

Но пирамида вдруг превращается в пылающий костер.

Что за пророчество пришло ко мне

В образе гостиничного разносчика заказов,

Не волнующегося об этом послании,

А желающего только принятия его мной?

Но я не паду жертвой

Этого откровения неуместности.

Я не хочу признавать это извращение мысли.

Я не хочу

Я бросаю подушку

В эту адскую могилу, чтобы сохранить глаза

От ужасающего понимания,

И я слышу грохот падающих семи пустых банок,

Не восьми - Судьба ли это, дающая

Одному выжить?

Почему этот одинокий оловянный солдатик

Стоит, не повинуясь моей подушке.

Несущей разрушение?

Далее по какой-то непонятной, бредовой причине.

Банка начинает разрываться от горьких рыданий.

Скорбит ли она об ушедших друзьях,

Бывших для нее семьей?

Но нет, не в этом причина.

Это плачь дитя об ушедшей матери.

Кричащий ужас крушения надежд.

И эти вопли и стоны, не способные поднять

Раскиданные банки,

И я не верю своим глазам,

Этой уступке

Жестяных банок, поющих в какофонии

Своего маленького бунтарства,

Сопротивляющихся моей Доктрине Уничтожения,

Моей подушке (лежащей под кучкой жестяных анархистов).

Я боюсь, боюсь этих баночек,

Этих бунтарей-нигилистов,

Особенно одну, рыдающую как ребенок,

Я понимаю, почему мой страх растет,

Создает стену вокруг кровати,

Заглушает все вокруг,

Но этот рыдающий ползет по стене,

Не Великой Китайской, а, скорее, Берлинской.

Он начинает говорить.

Его слова глухо доносятся

Из дыры в его голове,

Словно похоронная музыка:

Глубокая, резонирующая

И печальная.

Он говорит мне: "Сдавайся своим снам.

Мы маемся весь день,

Планируя твое обслуживание,

И очень невежливо игнорировать нас."

Я непроизвольно клюю носом

И он закрывает мои глаза

Нет!

Он дает мне защитные очки

И я засыпаю в тени.

Засыпаю в поле гиацинтов.

Вскоре я выплываю из сна и встаю,

Расчесывая спутанную шевелюру,

И иду в кухню,

Открываю морозильник,

И достаю очередную банку пива,

И когда я начинаю пить,

Я слышу плачь брошенного дитя.

5 июня 1988

Брайен Уорнер 3450,

Банке Роуд, 207

Маргейт, 33063

Джон Глэйэер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Юнион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Уважаемый Джон Глэйэер! Я получил первый выпуск Ночных Ужасов две недели назад и прочитал его целиком. Мне все понравилось, особенно рассказ Клайва Баркера. Единственное, я не получил ответа о своих стихотворениях, которые посылал Вам вместе с чеком на подписку. Я настроен еще более решительно на публикацию в Ночных Ужасах. Мне кажется, что это идеальное место для моих работ. Пожалуйста, напишите, прочитали ли вы мои стихи и согласны ли, чтобы я прислал Вам что-нибудь еще.

С уважением, Брайен Уорнер.

8 июля 1988

Джон Глэйзер

Журнал Ночных Ужасов

1007, Внион Стрит

Шенектэди, Нью-Йорк 12308

Брайен Уорнер 3450,

Бэнкс Роуд, 207

Маргейт, 33063

Привет, Брайен! Рад Вас слышать. Спасибо за теплые слова о нашем журнале. Да, я прочитал Ваши поэмы и порадовался им, но не думаю, что они подойдут для Ночных Ужасов. Простите, что я не ответил Вам сразу. Но прошу Вас, не бросайте Ваше занятие, мне действительно нравится то, что Вы делаете.

Всегда Ваш, Джон Глэйзер, редактор.

5. Я родился с недостаточным количеством средних пальцев

Давайте, девки, намажьте ваши губки, Снимите шляпки, трясите бедрами. Не забудьте прихватить свои хлысты, Мы едем на Бал Уродцев!

Др. Хук и Медицинское Шоу, "Бал Уродцев"

Когда у тебя есть друзья, ты сколачиваешь группу, когда ты одинок, ты пишешь. Вот так я и проводил свои первые месяцы в Форт Лодердейле. Пока мой отец трудился в Левитц Фарнитьюр, ставшим удачным местом для него, я торчал один дома и выражал свои наиболее изощренные фантазии в стихах, рассказах и новеллах. Я посылал их куда только мог, начиная с Пентхауза и заканчивая Шоу Ужасов и Американским Атеистом. Каждое утро, заслышав звонок почтальона, я мчался к двери, но если он и приносил что-нибудь для меня, так это письма с отказами и извинениями. Только один рассказ, "Луна на воде", в котором главным персонажем был писатель-алкоголик, хозяин кота по кличке Джими Хендрикс, и у которого близлежащий водоем поглотил все, что он любил, был опубликован в небольшом журнале Союз Писателей. Разочарования преследовали меня словно чугунный шар, прикованный к ноге, на протяжении всего первого года во Флориде. Чем больше я работал, тем больше неудач сыпалось на мою голову. При всем этом я вел достаточно цивильный образ жизни: жил с предками и посещал Бровардский Общественный Колледж, где изучал журналистику и театр, так как и то и другое было мне чертовски интересно. Чтобы быть более или менее финансово независимым от стариков, я, ко всему прочему, подрабатывал менеджером в местном музыкальном магазине, так что не был изолирован от новинок в мире музыки. Со мной вместе работали две девчонки, и одна из них - которая мне, естественно, нравилась - была сильно озабочена наркотиками и самоуничтожением. Ее звали Иден (как райский сад), но она отнюдь не хотела предаться райским наслаждениям со мной. Зато у меня к этой парочке было постоянное дело: обе любили покуривать, и я доставал им зелье в обмен на спертые в магазине записи. Охрана постоянно проверяла наши карманы и вещи при выходе с работы, но мы умудрялись проносить кассеты в пустом термосе, так что моя фонотека пополнялась тогда регулярно. Я с упоением слушал трофейные записи The Cramps, The Cure, Skinny Puppy и Jane's Addiction. Кстати, именно на концерт Jane's Addiction я безуспешно пытался вытащить упрямую Иден, но она всячески отклоняла мои предложения, и в результате я поперся туда один. После этого концерта в газете нашего колледжа - Обозреватель - появилась моя первая заметка о прошедшем шоу, названная "Jane's Addiction возвращаются, чтобы шокировать толпу в Вуди". Самое смешное, что несколько лет спустя мы дико угорели в одном из отелей Лос-Анджелеса с их гитаристом Дэйвом Наварро, который в наркотическом угаре пытался сделать мне минет. (Кстати, тот вечер он закончил в номере моего басиста Твигги Рамиреза, трахая двух дорогих проституток в ритме ZZ Top, оравших на всю комнату из магнитофона.) Так вот, некоторое время спустя меня все-таки уволили из магазина за регулярные прогулы (на кражах мы не попались) и маза с Иден на время обломилась. Только через некоторое время, после концерта Marilyn Manson And The Spooky Kids, на который она пришла и с удивлением обнаружила меня на сцене, я сумел завалить ее. Я трахнул ее и никогда больше не звонил. После увольнения я с головой погрузился в музыкальную критику, работая для местного развлекательного издания Сегодня Вечером. Его главой был неприятный хиппи Ричард Кент, не плативший мне ни цента. Он всегда ходил с хвостом поседевших волос на голове, завязанных ближе к макушке, и носил узкие темные очки. Этот тип постоянно шлялся по периметру своего офиса, высоко задрав голову, словно попугай, ищущий, что бы сказать. Если я что-нибудь у него спрашивал, он тупо смотрел на меня некоторое время. Я всегда думал, что может твориться в его голове, и надеялся, что он не отмочит что-нибудь нелицеприятное обо мне. Следующим местом работы на журналистском поприще стал для меня достаточно молодой журнал 25-я Параллель, владельцами которого были два педика Пол и Ричард. Я наплел им, что имею большой опыт в журналистике, они поверили всей этой ахинее и назначили меня шеф-редактором своего издания. Я зачастую пытался представить этих олухов, занимающимися сексом, но у меня как-то не получалось. Пол, мелкий итальяшка из Нью-Йорка, выглядел как отражение Ричарда в комнате смеха, ведь его любовник был вдвое длиннее, прыщав и имел лошадиные зубы, выглядя при всем при этом как ряженый на Хэллоуине. Пол и Ричард были безнадежной парой, они часто торчали в офисе, погруженные в свои личные проблемы и даже плача. Единственно, почему периодичность журнала была постоянной, так это из-за продажи по почте различных записей, достававшихся им на халяву. Я писал нон-стопом в развлекательную рубрику только потому, что был без ума от рока. Я даже пытался комбинировать журналистику и писанину об ужасах.