Екатерина II - Иона Ризнич
Екатерина, тогда еще не полностью утратившая надежду на супружеское счастье, расстроилась до слез. Плакала она в одиночестве, зарываясь лицом в подушку, чтобы никто не услышал, а потом, смахнув слезы, с веселым лицом возвращалась к своим женщинам. Рассказать о своих тревогах или пожаловаться кому-то было нельзя: подлинных друзей у нее не было, мать вымещала на ней свои обиды, а горничным показывать своих чувств было нельзя, ведь любая из них могла оказаться доносчицей. Особенно допекала ее камер-юнгфера по фамилии Шенк – редкостная кляузница. Она всячески старалась навредить великой княжне, и та даже не могла выйти погулять по саду без опасения, что это будет расценено как непослушание.
Екатерина очень хорошо понимала, что любое ее слово может быть перетолковано и обращено против нее самой. Плохое настроение или слезы расценят как неблагодарность по отношению к императрице. Жених не навещает – рассудят, что он сама виновата и неправильно себя с ним ведет. Поэтому нужно было всегда казаться веселой, приветливой, всем довольной. Юная девушка, почти девочка, училась лицемерить, притворяться, заискивать, не показывать своих чувств и мыслей, говорить только то, что понравится окружающим: «Я больше чем когда-либо старалась приобрести привязанность всех вообще, от мала до велика; я никем не пренебрегала со своей стороны и поставила себе за правило считать, что мне все нужны, и поступать сообразно с этим, чтобы снискать себе всеобщее благорасположение, в чем и успела».
Перед свадьбой
А между тем полным ходом шли приготовления к свадьбе. Весь Петербург готовился: горожане шили новые платья и камзолы, украшали фасады домов, подновляли кареты… Но ни жених, ни невеста не испытывали радости. Петр Федорович засматривался то на одну, то на другую фрейлину и каждый раз находил, что они намного лучше, чем его невеста, а Екатерина старалась не ревновать и отчетливо понимала, что непременно будет очень несчастной, если допустит в отношениях с будущим мужем хоть какое-то чувство.
Усиливали ее печаль и уроки семейной жизни, которые великий князь брал у некого шведского драгуна. Тот хвастался, что его жена «не смеет дыхнуть при нем, ни вмешиваться в его дела, и, если она только захочет открыть рот, он приказывает ей замолчать, что он хозяин в доме и что стыдно мужу позволять жене руководить собою, как дурачком».
«По мере того как этот день приближался, моя грусть становилась все более и более глубокой, сердце не предвещало мне большого счастья, одно честолюбие меня поддерживало; в глубине души у меня было что-то, что не позволяло мне сомневаться ни минуты в том, что рано или поздно мне самой по себе удастся стать самодержавной русской императрицей», – написала позднее Екатерина, а про сами торжества сказала лишь, что перед ними «cвадьба была отпразднована с большой пышностью и великолепием». И все… Видимо, даже годы спустя ей было неприятно об этом вспоминать. А ведь торжества длились целых десять дней!
Свадьба
21 августа (1 сентября) 1745 года шестнадцатилетняя Екатерина была обвенчана с Петром Федоровичем, которому исполнилось 17 лет. Ранним утром пушечные залпы со стен Петропавловской крепости и валов Адмиралтейства возвестили жителям Петербурга о предстоящем бракосочетании. Свадебная процессия направилась из Зимнего дворца к Казанскому собору.
Возглавлял процессию отряд конной гвардии, за ним тянулась вереница карет с придворными. Перед каждой каретой шло семь пар ливрейных лакеев, а по сторонам дворцовые гайдуки, скороходы и пажи.
Карета императрицы была запряжена восемью белыми лошадьми в золотой упряжи и с плюмажами из белых страусовых перьев. Рядом шли арапы и гайдуки, далее ехали верхом четыре камер-пажа. Вместе с императрицей в карете ехали и новобрачные.
Невеста была чудо как хороша! Ее подвенечное платье сохранилось. И сейчас находится в Оружейной палате в Москве. Сшито оно было из серебристого глазета, расшитого серебром по всем швам, и весило немало. Глазет – это разновидность дорогой парчи, ткань, в которой шелковая основа переплетена с серебряными нитями. Такая ткань очень тяжела, зато буквально сияет на солнце. В то время был в моде язык цветов, и Елизавета Петровна любила украшать себя букетами, имеющими скрытый смысл. Она лично потрудилась выбрать рисунок для платья невесты, которое расшили узором в виде листьев папоротника – символа искренности и смирения, пальмовых ветвей, означавших целомудрие и долговечность, и гвоздик, символизирующих любовь и преданность. Ее Императорское Величество лично возложила на голову невесты маленькую бриллиантовую корону и подобрала для нее алмазные украшения. Темные блестящие волосы Екатерины, вопреки моде, было решено не пудрить, и лишь слегка ее подрумянить. К тому же девушке очень туго затянули корсет, дабы подчеркнуть ее стройную талию – такую тонкую, что руками можно было обхватить. Юная невеста покорно терпела все неудобства, вела себя спокойно и с достоинством, несмотря на волнение.
Сама императрица Елизавета Петровна была в похожем платье, но более скромном – из «гроденапля [4]каштанового цвета». Она явно решила не затмевать невесту.
После окончания брачной церемонии кортеж двинулся к Зимнему дворцу[5], где в галерее были накрыты праздничные столы. Оформлял залы знаменитый архитектор Растрелли. Он писал: «Императрица Елизавета повелела мне по случаю свадьбы их императорских высочеств декорировать Большой зал Зимнего дворца, а также большую галерею, чтобы отпраздновать со всем великолепием торжества, назначенные по этому поводу. С этой целью я сделал фигурные столы, украшенные фонтанами и каскадами и установленные по четырем углам названного зала, окруженные вазами и аллегорическими статуэтками, все богато орнаментированное золоченой скульптурой; по каждой стороне названных каскадов были расставлены померанцевые и миртовые деревья, образовавшие прекрасный сад».
Императрица и новобрачные располагались за особым столом на возвышении под балдахином. Здесь же сидели мать Екатерины Иоганна Елизавета, дядя жениха принц Август Голштинский и принцесса Гессен-Гамбургская[6].
Кушанья подавались самые изысканные и дорогие. Так, поданную к столу дичь выпекали не на простых дровах, а на смеси их с корицей и гвоздикой, чтобы мясо пропиталось ароматами. Стоимость такого блюда трудно даже подсчитать.
Кушанья радовали не только язык, но и глаз: все блюда были богато украшены засахаренными цветами, листьями и целыми засахаренными гроздьями ягод, свежими и маринованными виноградными гроздьями или цукатами. Некоторые из таких цукатов, прекрасные на вид, были совершенно не вкусны: их варили сначала в крепком соляном растворе, а уж потом только засахаривали.
Ужин завершился праздничным балом, после которого императрица повела молодых в их покои. Утром музыканты и барабанщики, присланные от военных полков, стоя перед окнами новобрачных у Зимнего дворца поздравляли молодых музыкой с
