Долгая дорога к свободе. Автобиография узника, ставшего президентом - Нельсон Мандела
Только в конце собрания, когда зачастую солнце уже садилось, c речью мог выступить регент. Цель его обращения к собравшимся состояла в том, чтобы подвести итог всему сказанному и попытаться выработать некоторый консенсус на основе различных мнений. Но тем, кто не был согласен, не навязывалось никакого решения. Если не удавалось достичь какого-либо соглашения, планировалось проведение еще одного собрания. По завершении собрания представитель амафакати, признанный певец или поэт произносил панегирик древним вождям и похвалу (в сочетании с сатирой) в адрес нынешних, а аудитория, возглавляемая регентом, ревела от смеха.
Как руководитель, я всегда старался следовать принципам, на основе которых регент организовывал собрания племени в Замечательном Месте. Я взял за правило всегда выслушать каждого участника дискуссии, прежде чем высказать свое собственное мнение. Часто мое собственное мнение представляло собой консенсус с учетом того, что я услышал при обсуждении того или иного вопроса. Я всегда помнил концепцию регента: по его утверждению, настоящий руководитель подобен пастуху. Он всегда остается позади стада, позволяя самым проворным идти впереди, за которыми следуют и все остальные, не понимая, что все это время ими руководит тот, кто идет сзади.
Именно в Мэкезвени у меня развился интерес к истории Африки. До сих пор мне доводилось слышать только о героях народа коса, но в Замечательном Месте я узнал и о других африканских героях, таких как Сехухуне, короле народа бапеди, Мошоешо, короле народа басото, Дингаане, верховном правителе зулусов, а также о вожде одного из зулусского кланов Бамбате, короле народа амахоса Хинце, вожде народа коса Макане, вожде племени ролонг Монтшиве, верховном вожде племени бамангвато Кгаме. Я узнал о них от местных вождей и старост, которые приезжали в Замечательное Место, чтобы уладить споры и рассмотреть различные сложные дела. Хотя приезжавшие и не были юристами, они представляли эти дела на рассмотрение и выносили по ним то или иное решение. Иногда они завершали рассмотрение дел раньше обычного и тогда оставались на некоторое время, рассказывая различные истории. В таких случаях я молча внимал им. Порой они говорили на диалекте, который я раньше никогда не слышал. Их речь была строгой и возвышенной, манеры – медлительными и неторопливыми, а щелчки, традиционно используемые в нашем языке, – длинными и драматичными.
Сначала они прогоняли меня под тем предлогом, что я слишком молод, чтобы слушать их. Затем они стали подзывать меня с пожеланиями, чтобы я принес им огня или воды или чтобы передал женщинам, что они хотят чаю. В первые месяцы я был слишком занят, выполняя поручения, чтобы следить за их разговором. Но в конце концов они позволили мне оставаться с ними, и передо мной развернулась история борьбы великих африканских патриотов против западного господства. Мое воображение воспламенилось славой этих африканских воинов.
Самым старым из местных вождей, который потчевал собравшихся старейшин древними сказаниями, был Звелибхангиле Джойи, сын Великого Дома верховного вождя Нгубенгкуки. Вождь Джойи был так стар, что его морщинистая кожа висела на нем, как свободное пальто. Его рассказы разворачивались крайне неторопливо и часто прерывались сильным хриплым кашлем, который вынуждал рассказчика каждый раз прерываться на несколько минут. Вождь Джойи был большим авторитетом в племени тембу во многом потому, что лично участвовал в тех событиях, с которыми он знакомил своих слушателей.
Но как бы ни был вождь Джойи убелен сединами, с него слетали целые десятилетия, когда он рассказывал о молодых «импис», воинах в армии короля Нгангелизве, сражавшихся с британцами. Представляя действующих лиц в живописной пантомиме, вождь Джойи ловко ползал по вельду и бросал свое копье, вспоминая о победах и поражениях того времени. В его историях перед нами явственно представали героизм, великодушие и смирение короля Нгангелизве.
Не все истории вождя Джойи касались племени тембу. Когда он впервые заговорил о воинах не из народа коса, я очень удивился этому. Я был похож на мальчишку, который поклоняется местному футбольному герою и не интересуется звездой национального футбола, всех масштабов которой ему не дано понять. Только позже я осознал весь спектр африканской истории и значимость деятельности всех африканских героев независимо от племени, к которому они принадлежали.
Вождь Джойи высказывался против политики белых, которые, по его мнению, намеренно разделили народ коса, «отделив брата от брата». Согласно его описанию, белые заверили племя тембу, что их истинным вождем является великая белая королева за океаном и что они – ее подданные. Но белая королева не принесла чернокожим ничего, кроме страданий и несчастий, и если она и являлась вождем, то была злым вождем. Военные истории вождя Джойи и его обвинения в адрес британцев заставили меня почувствовать себя обманутым и обозленным, как будто у меня отняли мое право по рождению.
Согласно рассказам вождя Джойи, африканский народ жил в относительном мире до прихода абелунгу, белых людей, которые появились из-за моря с огнедышащим оружием. Раньше племена тембу, мпондо, коса и зулу были детьми одного отца и жили как братья. Белые люди разрушили абанту, братство различных племен. Белые люди проявляли алчность, они стремились захватить земли, на которые пришли. Черные люди делили с ними землю, как они делили воздух и воду, ведь и воздух, и вода, и земля не принадлежат человеку. Но белые люди захватили землю, как можно захватить и присвоить себе чужую лошадь.
Я еще не знал, что настоящую историю нашей страны нельзя было найти в стандартных британских учебниках, в которых утверждалось, что история Южной Африки началась с высадки Яна ван Рибека на мысе Доброй Надежды в 1652 году. Именно от вождя Джойи я узнал, что история народов, говорящих на банту, началась далеко на севере, в стране озер, зеленых равнин и долин. На протяжении тысячелетий эти народы постепенно мигрировали к южной оконечности Африканского континента. Однако несколько позже я обнаружил, что сведения вождя Джойи об истории Африки, особенно после 1652 года, не всегда были достоверными.
Не могу сказать, что в Мэкезвени я чувствовал себя похожим на пресловутого деревенского парня, который оказался в большом городе, хотя, безусловно, он был гораздо более современным, чем Цгуну, жители которого, про мнению уроженцев Мэкезвени, считались отсталыми. Регент не хотел, чтобы я посещал Цгуну, опасаясь, что я могу попасть в своей старой деревне в плохую компанию и деградировать. Когда я все-таки навестил ее, то почувствовал, что моя мать была должным образом проинструктирована регентом, потому что она подробно расспрашивала меня о том, с кем из своих прежних приятелей я общался и играл во время этого визита. Однако в большинстве случаях регент устраивал так,
